мы рванули!

Не замечая быстрой езды, я обдумывал происшедшее. Существовала масса возможностей, чтобы снова сесть нам на «хвост». Я в который раз перебирал варианты. Инспектор Сюртэ мог оказаться самозванцем. Но он мог быть и настоящим инспектором и при этом работать на красных. Вполне вероятно, что это он навел на нас преследователей, но, с другой стороны, почему погоня действовала так бесцеремонно? Быть может, эти парни были плохо подготовлены? А разве я не крутился три дня по Парижу в поисках Туки? Меня могли засечь и здесь. Я предполагал — и не без оснований, — что у красных еще со времен войны заведено на меня досье, а в связи с суматохой, возникшей из-за пропажи микрофильма, они могли поднять все старые дела и обратить внимание на мое появление во Франции. В этой ситуации совсем не лишне проверить этого суетливого и подозрительного англичанина. На всякий случай, чтобы успокоить нервишки. А эта проверка могла выявить мои связи с британской разведкой во время войны и навести на след пухлого уголовного дела в Скотланд-Ярде в послевоенные годы. Да…

Бойлер все это понимал. Он настаивал именно на моей кандидатуре, он знал, что такой опытный агент, как я, способен сбить противника со следа, если тот начнет что-то вынюхивать, и уйти от любой погони, как это случилось сегодня. Оставалось надеяться, что, узнав про мое уголовное дело в Скотланд- Ярде, меня оставят в покое, слишком уж это далеко от шпионажа.

Обо всем этом я думал, пока Туки гнал машину по солнечным дорогам южной Франции. Мне не хотелось думать о том, в чем я признался Туки. Я знал: стоит об этом всерьез задуматься и я неизбежно приду к выводу, что Туки — кандидат в покойники. Под дулом пистолета я сообщил ему то, что он знать не должен. Но сейчас он был мне необходим. Сложилась одна из тех отчаянных ситуаций, когда видишь мир сквозь прорезь прицела и держишь палец на спусковом крючке.

И все же мне было трудно смириться с мыслью, что им удалось так легко выследить меня. Это было тем более чертовски обидно, что, видимо, где-то я не заметил слежку. Хороший агент никогда не допустит такого детсадовского промаха.

Впрочем, вполне вероятно, что один из моих парней является контактером чьей-то контрразведки, и, учитывая все происшедшее, такая возможность представилась мне достаточно реальной.

Я решил вести себя так, будто ровным счетом ничего не произошло. Когда мы окажемся на вилле и начнется заваруха, я вплотную займусь добычей микрофильма.

Д пока я всего-навсего уголовный преступник, идущий на ограбление.

Туки тоже держался так, будто мы и не думали выяснять отношения при помощи пистолетов. Помалкивал и Отто, но в его голубых глазах отражалась напряженная работа мысли. Было что-то ненормальное в молчании человека, на которого напали четверо убийц. Но он сдержался и не задал мне ни одного вопроса. Видимо, пытался сам вычислить истинные причины запланированного ограбления.

Так или иначе, мы неслись вперед, молчали и думали о своем. Туки за рулем вел себя, как и раньше, ветрено и безмятежно, как человек, необремененный заботами.

В Арле, что стоит на берегах Роны, и доныне сохранился могучий почерк римской культуры, с тех времен, когда трехпалубные галеры пересекали Средиземное море. Нас окружали древние сооружения, хранящие историю этого города. Легендами веяло от кладки каменной арены и поднимающихся уступами каменных скамей старого театра. Сам город раскинулся по берегам Роны среди райских полей, которые недаром так любил изображать на своих картинах нищий Ван Гог. Вокруг по-прежнему сохранялись сады. Это была тихая провинция, где никто никуда не торопился.

Уже три дня мы наблюдали за виллой Рюдена. Продав в Марселе машину, Отто присоединился к нам в Арле. Во избежание всяческих подозрений он приехал сюда как одиночка и в одиночестве бродил по окрестностям, выдавая себя за художника. Обзавелся кистями, красками, холстом, выходил на плейер с мольбертом и работал на жарком солнце неподалеку от места, где мы с Туки прятались от посторонних в лесочке. Три дня мы жили в этой рощице, а Отто тайно доставлял нам продукты и легкое французское вино, и снова бродил по окрестностям и делал наброски виллы, ее садов, стен, террас, обращенных к реке и окрестным холмам.

Туки кивнул на трехэтажный розовый дом, который виднелся в отдалении из нашего укрытия.

— Мне нравится, что здесь всего один вход в сад, — сказал он, покусывая какую-то былинку, — ты заходишь оттуда, затыкаешь его и прикрываешь всю сторону виллы, выходящую к реке, так что никто не шелохнется…

Я рассматривал наброски виллы, сделанные Отто. Наш краут неплохо рисовал и обладал способностью выразительно подчеркивать заслуживающие внимания детали. Позади этого богатого дома расстилались поля.

Виллу окружали великолепные сады, а фасад дома выходил прямо к реке Роне. Единственный вход в усадьбу закрывали массивные решетчатые ворота, которые распахнулись, когда какой-то мужчина на тележке, груженной обрезками веток из сада, лениво подгоняя впряженного в тележку осла, медленно выехал на дорогу. Именно этот вход имел в виду Туки. Все утро в усадьбе шла работа. Я поднял к глазам бинокль.

— Как ты думаешь, — спросил я Отто, — не удастся ли подкупить кого-нибудь из прислуги? Хорошо бы заполучить план внутреннего расположения комнат.

— Вряд ли, — ответил Отто. — Судя по тому, что говорят в пивных Арля, слуги Рюдена работают у него много лет и, очевидно, дорожат работой. Все они испанцы и не слишком разговорчивы. Когда вилла закрыта, они возвращаются в Испанию. По-видимому, обслуживают хозяина в другом доме.

— Босс, — обратился ко мне Туки, — как ты думаешь, сколько здесь соберется народу?

— Человек двести, — прикинул я. — Среди них пятнадцать — двадцать охранников, не считая вооруженных шоферов и личных телохранителей.

— Тогда нам точно надо быть вшестером, — проворчал он.

— Я тоже так думаю, — согласился Отто.

— Да, вшестером мы справимся, — сказал я, изучая дом в бинокль. — Двое — спереди, двое — со стороны реки и еще два человека — на крыше. Интересно, где они поставят машины?

— Может, вон на том откосе? — показал Туки на пологое подножие холма. — Больше негде, со всех сторон цветочки, клумбы и прочие штучки, а в поле — неудобно: слишком далеко идти.

— Разумно. Значит, все шоферы тоже соберутся с этой стороны дома около машин. О них надо позаботиться в первую очередь. Отто, подрисуй несколько машин на откосе.

Отто набросал сбоку от дома силуэты нескольких машин и людей.

— В любой комнате всегда найдется парень, которому приспичит прогуляться к реке с какой-нибудь девчонкой, — заметил многоопытный в таких делах Туки.

— Тогда прибавим к общему числу как минимум пару охранников и сопровождающих, — прикинул я.

— Там неудобные подходы, — напомнил Отто, глядя вниз, где струились холодные воды Роны.

Я опять взялся за подробное изучение дома и подступов к нему. В полевой бинокль я разглядел густые заросли кустарника примерно в километре от ограды.

— Двое укроются в этих кустах за пару дней до открытия базара и двинутся к вилле прямо оттуда. Они позаботятся о речной стороне усадьбы и прикроют подход тех, кто должен будет занять место на крыше. При этом они смогут контролировать всю заднюю террасу, а это четвертая часть всей территории.

Отто не пропускал ни единого слова и явно брал на заметку любую мелочь.

— А как мы попадем на крышу? — спросил Туки. — По воздуху, что ли?

Он почесал свою четырехдневную щетину и сделал глоток вина.

— Да, снаружи туда не заберешься, — согласился Отто, рассматривая свои рисунки и сверяя их с домом.

— Подходим к дому со стороны сада, вплотную к стене, — объяснил я, — закидываем на крышу крюк и веревочную лестницу. Что может быть проще?