ему при любых условиях предстояло потерять свои деньги. Я посоветовал бедняге вложить свой капиталец в акции банка «Юнион Пасифик». Он ушел и последовал моему совету.

Банк «Юнион Пасифик» продержался полтора года, потом начал трещать. Финансовый мир был до крайности изумлен, так как этот банк всегда считался одним из самых надежных в стране. Я хорошо знал причину, но молчал.

Банк боролся изо всех сил, но длань судьбы была занесена над ним. Спустя девять месяцев наступил неминуемый конец.

(Нитраты — вряд ли нужно говорить об этом — упорно и стремительно поднимались в цене. Когда бабушка умерла, ее состояние равнялось миллиону долларов и она завещала его на благотворительные цели. Будь ей ведомо, что я спас ее от разорения, она, возможно, оказалась бы более благодарной.)

Через несколько дней после краха банка Джосайя появился у моего порога и на этот раз привел с собою всех своих родственников. В общей сложности их было шестнадцать.

Что мне оставалось делать? Шаг за шагом я довел этих людей до края пропасти. Я разрушил их счастье и надежды на лучшую жизнь. Единственное, что я мог сделать, это обеспечить им возможность жить, не нуждаясь в самом необходимом.

С тех пор прошло семнадцать лет. Я все еще продолжаю заботиться, чтобы они не нуждались, и моя совесть не грызет меня, так как они довольны судьбой. Теперь их уже двадцать два человека, и весной мы рассчитываем на прибавление семейства.

Вот что произошло со мною, — закончил мой собеседник. — Быть может, вы теперь поймете мою внезапную вспышку, когда вы попросили у меня совета. Я твердо придерживаюсь правила: не давать никому советов ни по каким вопросам».

Я пересказал все это Мак-Шонесси. Он согласился, что это очень поучительный рассказ, и обещал запомнить его, — запомнить, чтобы пересказать некоторым своим знакомым, которым, по его мнению, урок может пойти на пользу.

Сказать по совести, мы не очень-то подвинулись вперед во время нашей первой встречи. Виною тому был Браун. Он все порывался рассказать нам какой-то анекдот про собаку. Оказалось, что это старая- престарая история о том, как хозяин приучил своего пса бегать каждое утро в булочную, держа во рту монету в одно пенни, и получать за нее булку с изюмом. Но как-то булочник, решив, что собаку легко обмануть, попробовал подсунуть бедному животному булку ценою в полпенни, а в ответ на это пес ушел и привел с собой полисмена. Браун в то утро впервые услышал этот бородатый анекдот и был от него в полном восторге. Для меня всегда являлось загадкой, где находился Браун на протяжении последних ста лет. Он способен остановить вас на улице возгласом: «О, послушайте! Я должен рассказать вам замечательный анекдот!» — а потом принимается излагать вам, увлекаясь и смакуя, какую-нибудь из коронных шуток нашего праотца Ноя или одну из тех историй, которые Ромул некогда рассказывал Рему. Я жду, что кто-нибудь сообщит ему историю Адама и Евы и он, вообразив, будто напал на новый сюжет, начнет перерабатывать ее в роман.

Он выдает эту седую старину за собственные воспоминания или, хотя бы, за случаи из жизни своего троюродного брата. Как ни странно, но самые невероятные и катастрофические события обычно происходят именно с вашими знакомыми или в их присутствии. Впрочем, мне никогда не доводилось видеть человека, который не присутствовал бы лично при том, как кого-то сбросило толчком с империала омнибуса прямо в мусорную телегу. Если подсчитать, то, вероятно, не менее половины жителей Лондона летало с империалов омнибусов а мусорные телеги, откуда их приходилось выуживать с помощью лопаты.

Есть еще анекдот про некую даму, чей муж внезапно заболел, когда они находились в гостинице. Дама стремительно бежит на кухню и приготовляет для него горчичную припарку, а потом мчится обратно, но впопыхах врывается в чужой номер и там, откинув простыни, любовно ставит припарку постороннему мужчине. Я столько раз слыхал этот анекдот, что ужасно нервничаю, ложась спать в гостинице. Всякий, рассказывавший мне эту историю, неизменно ночевал в номере, смежном с тем, где помещалась жертва, его разбудили (вопли, издаваемые несчастным, когда горячая горчичная припарка обожгла его спину, благодаря чему он (то есть рассказчик) и узнал об этом происшествии.

Браун хотел уверить нас, будто мифический пес, о котором он рассказывал нам, принадлежал его шурину, и обиделся, когда Джефсон sotto voce[1] проворчал, что это был шурин двадцати восьми его знакомых, не говоря о тех ста семнадцати, которые сами, по их словам, являлись владельцами этой собаки.

Потом мы пытались взяться за работу, но Браун уже выбил нас из колеи. Веяний, начинающий рассказывать истории про собак, в компании обыкновенных, не слишком стойких людей, совершает непростительный грех. Стоит кому-нибудь начать, и каждый из присутствующих испытывает потребность рассказать историю еще покруче.

Существует анекдот — не могу поручиться за его достоверность, хотя слышал я его от судьи, про человека, находившегося при смерти. Приходский пастор, добрый и благочестивый старик, пришел навестить его и, желая подбодрить, рассказал забавную историю о собаке. Когда пастор дошел до конца, больной приподнялся с постели, сел и оказал: «Я знаю случай получше. У меня когда-то была собака, — большая такая, коричневая, кривобокая…»

Обессилев, он навалился на подушки. Подошел врач и шепнул пастору, что больному осталось жить всего несколько минут.

Старый добряк-пастор взял в сваи руки руку умирающего и пожал ее.

«Мы еще встретимся», — мягко проговорил он.

Больной повернулся к нему, и в его взгляде светились умиротворение и благодарность.

«Рад слышать это… — с трудом прошептал он. — Непременно напомните мне, чтобы я досказал вам историю про эту собаку».

И он мирно скончался с улыбкой на устах.

Браун, поделившись с нами своим собачьим анекдотом, сразу же успокоился и потребовал, чтобы мы занялись нашей героиней, но у остальных в ту минуту не было никакого желания заниматься героиней. Мы молча вспоминали все собачьи истории, когда-либо слышанные нами, обдумывая, которая покажется более правдоподобной.

Мак-Шонесси делался все тревожнее я мрачнее, Браун, закончив длинную речь, которой никто не слышал, заметил не без гордости:

— Чего же вам еще? Сюжет этот никем не использован, а характеры вполне оригинальны!

Вот тут-то нашего Мак-Шонесси и прорвало.

— Кстати, о сюжетах, — сказал он и придвинул стул ближе к столу, — мне невольно пришло на память… Я никогда не рассказывал вам про собаку, которая была у нас, когда мы жили в Норвуде?

— Это не та история про бульдога? — испуганно спросил Джефсон.

— Действительно, про бульдога, — согласился Мак-Шонесси, но мне кажется, я вам никогда ее не рассказывал.

Мы по опыту знали, что спарить с ним — только продлевать пытку, а потому не стали мешать ему.

— Незадолго до того, как все это случилось, в наших местах произошло множество грабежей, — начал Мак-Шонесси, — мой отец пришел к выводу, что необходимо завести собаку. Он решил, что больше всего пригоден бульдог, и купил самого кровожадного на вид бульдога, какого ему удалось найти.

Увидев пса, матушка встревожилась.

«Надеюсь, ты не позволишь этому зверю бегать по дому! — воскликнула она. — Он непременно загрызет кого-нибудь насмерть. Я нижу это по выражению его морды».

«Я и желаю, чтобы он загрыз кого-нибудь, — откликнулся отец. — Я хочу, чтобы он бросался на грабителей и загрызал их насмерть».

«Мне неприятно слышать от тебя подобные речи, Томас, — ответила матушка, — это так не похоже на