группой, что путинский комитет, во-первых, присвоил полномочия правительства РФ по выдаче экспортных лицензий, а, во-вторых, преднамеренно составлял со «своими» фирмами такие нелепые контракты, что юридически они были ничтожными. Ничего нельзя было вернуть даже через суд. Сырье уходило, а деньги за него оседали на чьих-то счетах за рубежом. Не могли юрист Путин с юристом Медведевым делать это по недомыслию.

Ее, видавшую виды женщину, уважаемую в Санкт-Петербурге, поразило хамство молодого гэбиста Путина — он выкручивался, не хотел показывать депутатской группе требуемые документы и ссылался на какую-то коммерческую тайну. Словно контролеры посягали на его личный бизнес. (Позже Владимир Владимирович возведет эти приемы в государственную политику).

И еще ее удивила позиция Петра Авена, к которому она обратилась. Он не только отказался направлять представление в Генпрокуратуру и не стал опротестовывать лицензии, выданные питерской группировкой Путина, но, спасая этого человека от уголовного преследования, распоряжением № 172 наделил его компетенцией правительства РФ. Хотя не имел на это никакого права и сам должен был попасть под статью. Он активно прикрывал Путина (цену вопроса рабочая группа рассмотреть не успела), а Гайдар, к кому обращалась Салье, всячески прикрывал Авена.

Как же так получилось, что благополучный Ленинград, западная витрина нашей страны вдруг оказался на грани голода? Питерцы стали ездить отовариваться в Псков, Новгород, Тверь, хотя прежде автобусы с мешочниками в город на Неве устремлялись оттуда. Обрушение порядка, сложившегося десятилетиями, происходило стремительно.

В очередной раз приходится соглашаться с Вождем народов: кадры решают все. Если во главе городов, регионов или страны восседают гоголевские Поприщины, то при любом общественно- политическом строе от них у народа будет лишь головная боль.

Главным кадром в тогдашнем Санкт-Петербурге был Анатолий Александрович Собчак. Со стороны он казался этаким несгибаемым Робеспьером, но в действительности был уговариваемым, податливым человеком. В этом я убеждался не раз.

В апреле 89-го только что созданная московская группа народных депутатов СССР направила несколько своих представителей в поездки по регионам страны. Мне достались Казахстан, Украина и Ленинград. Мы должны были установить тесные контакты с другими народными депутатами СССР демократической направленности, чтобы выработать общую стратегию и тактику поведения на предстоящем в мае первом съезде.

Мои ленинградские коллеги собрали в Домжуре на Невском новоиспеченных депутатов, и я выступил перед ними. Сказал о цели приезда, о замыслах московской группы. Посыпались уточняющие вопросы и встречные предложения. Обстановка была доброжелательной.

Тут вдруг поднялся лощеный господин и хорошо поставленным голосом начал меня отчитывать. Суть его монолога была следующая. Мы, москвичи, надоели всем своими притязаниями на власть, на верховенство. И в данном случае решили подсуетиться, чтобы возглавить демократический процесс. А во главе этого процесса уже есть уважаемый человек — Михаил Сергеевич Горбачев, так что без сопливых дело обойдется. Мы же хотим вставлять ему палки в колеса. Не надо создавать провокационные объединения депутатов, каждый депутат должен быть сам по себе и помогать лидеру перестройки.

В зале поднялся шум. Я тихо спросил ленинградского собкора «Известий» Анатолия Ежелова, тоже избранного народным депутатом СССР: «Кто это?»

— Это Собчак, преподаватель университета, — ответил Ежелов.

Я вновь взял слово и постарался успокоить разгоряченного Анатолия Александровича. Мы предлагаем объединить усилия не ради дележа власти, не с целью подчинения кого-то кому-то. Каждый депутат должен оставаться сувереном. Но по одиночке мы ни на йоту не продвинемся в выполнении обещаний своим избирателям. Дело не в том, нравится нам или не нравится Горбачев. Он заложник аппарата ЦК. Я был на двух последних съездах КПСС и видел, как там нагло командуют чиновники этого аппарата. Они и съезд народных депутатов СССР намерены превратить в подобие съезда КПСС, чтобы мы только одобряли составленные ими в пользу номенклатуры проекты решений. А мы должны сами определять повестку дня работы съезда и предлагать свои решения.

Около двух часов шла дискуссия в Домжуре на Невском. Ленинградские депутаты поддержали идею объединения, и Собчак в конце концов изменил свое мнение на 180 градусов. Позже мы вместе с ним стали членами Координационного Совета Межрегиональной депутатской группы (МДГ).

После окончания университета Анатолий Александрович три года работал адвокатом в родном для Горбачева Ставропольском крае. С тех пор любил Михаила Сергеевича как родного отца, а адвокатская практика научила его гибкости поведения и легкости в отречении от своих прежних суждений.

В июне 90-го я еще работал в АПН, и союз журналистов Испании (там регулярно печатались мои статьи) пригласил меня на десять дней выступить перед студентами университетов Барселоны, Валенсии и Мадрида. Все расходы брала на себя принимающая сторона, а кроме того мне сказали, что я могу взять с собой еще одного интересного человека — на свое усмотрение. Его поездка будет тоже оплачена и плюс гонорар за выступления.

Кого позвать? С Анатолием Александровичем у нас уже сложились добрые отношения, вместе провели не один вечер на заседаниях МДГ. Он успел поучаствовать в местных выборах и стал председателем Ленсовета. Я позвонил ему и предложил поехать вместе со мной, правда, не очень-то рассчитывая на согласие. Все-таки ответственная должность, много работы. Но он согласился.

Интерес к нашей стране тогда был очень большой. Мы с Собчаком собирали полные залы. Поднимались вдвоем на сцену и в режиме диалога обсуждали проблемы геополитики. Анатолий Александрович отстаивал свою точку зрения, я свою. При этом каждый из нас иногда обращался за поддержкой к залу, втягивая его в дискуссию.

В студенческой среде ощущались сильные левацкие и антиамериканские настроения. На первых двух лекциях Собчак оценивал встречу Горбачева с Бушем на Мальте как большой шаг к разрядке, как благо для мира. Во время этой встречи я был на Мальте с группой журналистов и знал подноготную закулисных переговоров. Мое мнение было противоположным: ревизия ялтинских соглашений дорого обойдется планете. Горбачев сдал американцам Кубу, Никарагуа, всю Восточную Европу и вообще вывел СССР из игры. Он даже позволил янки хозяйничать в нашей Прибалтике, подталкивая процесс развала Советского Союза. Теперь Соединенные Штаты превратятся в Самодержца Всея Земли. Они будут безбоязненно использовать вооруженные силы для поддержки своих капиталистов. Испания скоро затоскует по многополярному миру.

Чья позиция была ближе студентам? Мы просили голосовать. Подавляющим большинством они отвергли позицию Собчака. Да еще выражали удивление его проамериканским взглядам. И уже в следующих аудиториях Анатолий Александрович высказывал совершенно иное мнение. Превращаться из Павла в Савла для него не составляло труда.

Там он сказал в интервью солидной газете, что в Ленинграде будет введена должность мэра и у него стопроцентные шансы занять этот пост. Им сразу же заинтересовались промышленники.

В Валенсии нас долго водили по заводу сантехоборудования. Автоматические линии, идеальная чистота, перламутровый блеск душевых, умывальников, унитазов. Испанцы готовы быстро построить и пустить такие же заводы в Ленинграде. Собчак сказал, что не возражает. В административном здании завода мы сидели часа полтора: Анатолию Александровичу рассказывали о технических параметрах производства и собирали в папку разные пояснительные документы. Эту папку ему вручили для передачи на анализ ленинградским экспертам.

А потом мы поехали ужинать в ресторан. Не очень солидная желтая папка занимала место на нашем столике. Когда принесли большую сковороду с паэльей из риса и каракатиц, Собчак убрал папку и сунул ее за цветочный горшок на окне. Ужин удался — с интересными разговорами и виртуозной игрой гитаристов.