человеком, который всегда прислушивался к доводам рассудка, то его сестрица, похоже, была склонна выносить поспешные суждения и вдобавок отличалась редким упрямством.

Примерно через час человек, которого послал Касио, вернулся с так называемым indiano. В отличие от всех остальных присутствовавших в комнате, которым едва ли исполнилось тридцать, ему, судя по седине в волосах, было уже за пятьдесят.

– А теперь расскажи этому человеку свою байку, – велел Касио.

Я начал повторять свою историю, медленно и внятно, но Касио прервал меня, не дав закончить.

– Ну, что думаешь? – поинтересовался он у indiano.

– Как зовут губернатора Гуанахуато? – спросил меня тот.

– Сеньор Риано.

– Ну, такие вещи может знать кто угодно, – буркнул Касио.

– Как зовут его старшего сына? – задал следующий вопрос indiano.

– Гильберто.

Он спрашивал меня про достопримечательности города и где что находится по отношению к площади и собору. Я отвечал бойко и не задумываясь, но, когда проверяющий осведомился, где можно купить лучшие украшения, мне пришлось признаться в своем невежестве.

– Спроси лучше, у кого заказать хорошее седло.

Indiano, однако, поинтересовался, на кого был похож Бруто.

– Уж точно не на меня. Кожа, волосы и глаза у него были светлыми, а главная отличительная особенность находилась вот здесь. – Я коснулся правого виска. – Тут у него имелось бурое пятно, которое Бруто называл родимым.

– Это Хуан де Завала, – заявил indiano.

– Ты уверен?

– Вне всякого сомнения. Он жил в Гуанахуато, это точно. Бруто я встречал, правда, более десяти лет назад и не слишком хорошо помню то время. Родимого пятна, например, так и вовсе не заметил. Но эту нашумевшую историю знаю, мне о ней кузина писала. Скандал был на всю колонию!

Он пожал плечами.

– Кроме того, ясно ведь, что этот тип прибыл из колонии, стоит только послушать его выговор. А еще лучше, для пущей уверенности, взглянуть на его сапоги. Ну-ка, сравните их с моими.

Все опустили глаза, принявшись изучать нашу обувь.

– Это индейская работа, – пояснил indiano. – В Испании сапожники таких не делают.

– Спасибо, сеньор, – искренне поблагодарил я его.

Indiano ушел, и Касио снова обратился ко мне:

– Хорошо, пусть ты и впрямь Хуан де Завала. Но откуда нам знать, что ты не французский шпион?

– Мне так же мало дела до Франции, как и до Испании. На французов шпионил Карлос, а я был всего лишь его другом.

– Наглая ложь! – возмутилась Роза.

– Никакая это не ложь, – обрезал ее Касио. – Всем прекрасно известно, что твой брат был большим почитателем всего французского. Меня волнует другое: а в Кадисе знают о подмене?

– Нет, полковник думает, что я Карлос Гали.

Он кивнул.

– Ну ладно, тогда ты и будешь Карлосом.

Я с трудом сдержал вздох облегчения.

– Мы не можем доверять этому типу, – сказала Роза. – Ты же сам слышал: он признался, что ему нет никакого дела до Испании.

– Правильно, но и до Франции тоже, а вот собственная шкура ему, как я понимаю, очень дорога. Этот человек нам пригодится. Его послали сюда потому, что он читает по-французски, а поскольку его физиономия незнакома здешним французским воякам, это большой плюс.

– Роза права, – вмешался я. – От меня вам не будет ни малейшего проку. Если мне позволят, я лучше покину город как можно скорее и никогда больше...

– Наши люди день и ночь напролет следят за всеми дорогами, ведущими из Барселоны. Только попытайся улизнуть, и мы подвергнем тебя особому наказанию, которое приберегаем для изменников нашему делу.

Я склонил голову, признав свое поражение.

– Si, сеньор Касио, можете считать меня солдатом великой армии, которая сражается за независимость Испании от французских дьяволов.

– Я ему не верю! – заявила Роза, эта испанская дьяволица. – По моему разумению, этого парня лучше всего прикончить.

– Раз уж ты так его ненавидишь, – заключил Касио, – то и будешь его охранять. Пошли отсюда, мне надоело это мрачное место, – обратился он к своим товарищам.

Уже начав подниматься по ступенькам подвала, Касио обернулся и, перехватив взгляд Розы, добавил:

– Не волнуйся, сеньорита, ему предстоит весьма опасное задание. Так что можешь считать, что этот тип уже почти мертвец.

– Я хочу есть, – заявил я, когда мы с Розой вышли из мастерской.

– Да хоть умри от голода, мне-то что?

Ну и как вам нравится такое отношение к amigo ее покойного брата?

Я остановился и повернулся к девушке.

– Когда я сказал, что считал Карлоса родным братом, я не лгал. Я действительно готов был отдать за него жизнь, а он – за меня. Мне плевать, нравлюсь я тебе или нет, это твое дело, но клянусь: у тебя нет ни малейшей причины злиться на меня.

Она окинула меня долгим взглядом, и вид у девушки был при этом такой, словно она прикидывала, куда сподручнее будет всадить нож, а потом сказала:

– Знаю я одно заведение, тут недалеко. За углом, на площади.

Мы пили vi blanc – белое вино и ели arros negre – «черный рис»: в это блюдо наряду с рисом входят различные моллюски, лук, чеснок, помидоры и кусочки кальмаров; а сверху все поливают оливковым маслом и той чернильной жидкостью, которую эти самые кальмары выделяют.

Было время сиесты, и, подкрепляясь, мы любовались людьми, которые исполняли sardanа – танец, который есть только в Каталонии. Танцующие встают в круг и, держась за руки, выделывают ногами замысловатые, но довольно спокойные па. Это танец-размышление, совершено не похожий на необузданную страсть фламенко.

– Фламенко годится только для безмозглых цыган, – заявила Роза. – Не то что sardanа, где требуется хорошенько сосредоточиться. Танцоры должны следить за каждым движением, подсчитывая длинные шаги и короткие, подскоки и прыжки в разные стороны.

Чуть позже мы слушали игру Фернандо Сора, которого Роза назвала лучшим гитаристом Испании. Что-то в ее тоне побудило меня спросить:

– Он тоже партизан?

Она промолчала, что красноречиво свидетельствовало: эта знаменитость участвует в движении сопротивления.

Пока я имел весьма смутное представление о том, в чем, собственно, будет заключаться моя миссия, если не считать заявления Касио: дескать, я уже, считай, мертвец. Правда, он еще говорил что-то насчет моего умения читать по-французски, но что именно мне предстояло прочесть, так и оставалось пока тайной. И я мог лишь удивляться – неужели в городе, находящемся так близко от границы с Францией, не нашлось