обновления. Во-первых, мы изменим сами церкви, их интерьер. Сделаем внутри что-то наподобие зрительского зала и сцены. Все службы станут зажигательным шоу. Для этого сейчас готовится новое поколение попов. Молодежь до 30 лет, с отличными голосами и артистическими данными. Также готовятся и сами программы выступления. Во-вторых, сильно меняется посыл. Если раньше церковь твердила — живи скромно, лишай себя всяческих удовольствий и в раю тебе воздастся, то теперь она, наоборот, будет проповедовать, что именно земную жизнь надо прожить как можно ярче. Нам надо стимулировать бездумное потребление товаров и эгоистические настроения.

— Как высшие церковные иерархи относятся к вашим идеям?

— Самуил Абрамович, да как они могут относиться? Как только они увидели суммы грантов, которые американцы выделяют на эту программу обновления, у них наступил великий праздник и загул. Я их верховное руководство уже пару недель не видел, видимо хорошо справляют. — Первый раз за весь разговор усмехнулся Вертушинский.

— А ты, Коленька, не скалься раньше времени. Был тут один скалозуб, все ухмылялся и считал себя пупом земли. Думал, что всех, что даже 'шефов' за яйца держит. Сообщили уже небось, что Андрей Мельников пропал, а?

Мельников был председателем силовой структуры '1000 Правых'. Его близкие контакты с 'шефами' и репрессивная машина тысячников делали Мельникова одной из самых сильных фигур в ЛЕР. Если не самой сильной.

— Нет, впервые слышу. С ним-то что случилось?

— Зазвездился он, Коля. Почувствовал себя хозяином. Достал всех хуже горькой редьки. Ты представляешь, этот недоумок и на меня начал компромат собирать. А тут еще тысячники взлом своей основной базы прошляпили. Слышал, наверное? Нет? 'Скоты' одного из модераторов 'Цветной жизни' завербовали, через его терминал влезли в сеть тысячников и от души там порезвились. Для 'шефов' это было последней каплей. Вот и принял буддизм наш Андрюша Мельников.

Вертушинский побледнел. Чиновники высоких рангов в ЛЕР не уходили в отставку. Их добивали болезни от тяжелых трудов на благо народа. Или они 'принимали буддизм'. По ТВ показывали, что очередной чиновник, устав от повседневной суеты, решил принять самую миролюбивую религию на земле и уехать на Тибет, чтобы провести остаток жизни в монастыре, восстанавливая психику, пошатнувшуюся от титанических трудов во благо народа. На самом деле никто никуда не уезжал, неугодного чиновника просто умерщвляли по-тихому и также по-тихому закапывали в безымянной могилке. Но чиновник такого ранга 'принимал буддизм' впервые. Николаю Арсеньевичу стало нехорошо — если вот так буднично с Мельниковым разобрались, то его, Вертушинского, сожрут за более мелкий проступок и не подавятся.

— А кто вместо него?

— Не знаю Коля, подберут кого-нибудь не такого гениального. И более послушного. Да и не о нем ты сейчас думать должен. А о себе. Коля, через полтора года выборы. И вот тебе ультиматум — считай это своим испытательным сроком. Убейся, но добейся запланированных показателей по сокращению населения. И наращивай экспорт полезных ископаемых, по ним лучше все планы перевыполнить. Иначе тоже в Тибет поедешь. Я тебя не пугаю, просто обрисовываю ситуацию.

От этой 'обрисовки' у Вертушинского засосало под ложечкой. А Кац продолжал:

— Игры в демократию пройдут по старой схеме. Помимо тебя выдвинут еще одного кандидата. Чинушу из твоего кабмина. Не хочешь стать далай-ламой, шевелись! Выполнишь все договоренности, тебя на второй срок оставят. Да, и еще — надо усилить действия контрразведки. Германия с колен окончательно встала, они сейчас на российский пирог очень серьезно роток открывают. Наша с тобой задача состоит в том, что бы отлавливать местных чиновников, которые подкуплены немцами. Нельзя допустить, чтобы немцы хоть куда-нибудь пролезли.

— Но Самуил Яковлевич, мы сами создали такой коррумпированный госаппарат, что взятки почти невозможно отслеживать!

— А ты делай невозможное возможным! На этом все. Вопросы есть? Хотя какие вопросы, трудись Коля, пора свои сумасшедшие деньги отрабатывать. Нужна будет информация или помощь, запрашивай в любое время. Чем смогу помогу. Еще один маленький вопрос. Вы чего с хохлами насчет Крыма тянете? Ясно же сказано, у них забрать, к вам присоединить.

— Да там небольшая проблемка. Хохлы не против, мы тоже за. Даже крымские татары идею поддерживают. Но если мы создадим прецедент, то от Окраины может отколоться и Донбасс. Население давно к нам просится. А так, как Донбасс единственный регион в Окраине, который хоть что-то производит, окраинцы категорически против. Вот потихоньку и воздействуем на население Донбасса, вбиваем в головы мысль, что нечего им в ЛЕР делать. Работа по формированию 'правильных взглядов' кропотливая, требуется не менее года.

— Вот к выборам и реши проблему. Тебе зачтется. На этом наш краткий пленум закончен. Открывай ворота, поехал я из вашего гадюшника.

Вертушинский нажал несколько клавиш на пульте и кабинет начал свою обратную трансформацию. Кац поднялся из кресла и дошел до дверей к тому моменту, когда они разблокировались. Открыв их, он повернулся лицом к Вертушинскому и, с вновь обретенным одесским говорком, попрощался:

— Дай вам бог здоровичка и щоб ваше ничего было только еще лучше, Николай Арсеньевич!

— И вам не болеть, господин Кац!

'Чтоб ты сдох раз двадцать!' — подумал Вертушинский на самом деле. Кац. Его извечная головная боль. Насколько Николай Арсеньевич мог догадываться, Кац в ЛЕР сначала исполнял функции тайного резидента. А уже после окончательной победы либерализма, он стал чем-то вроде глаз и ушей 'шефов'. Их наблюдателем и контролером. Практически все приказы 'шефов' доходили до премьера через Каца. Да и нужен им был здесь человек, который хорошо понимал порывы сущности под названием 'русская душа'. Вот ведь веками эту сущность вытравливают, а до конца извести не могут.

Глубоко, как же глубоко. Сюда не может добраться ни один луч солнца. Темно и глубоко. А еще здесь нет воздуха. И нечем дышать. Вокруг какая-то муть. Мягкая и податливая. Но очень тяжелая. Как же она давит, не вздохнуть. Но вздохнуть-то как хочется! Наверх, к воздуху, прочь из этой туманной мути. Верх, верх, верх! Размытое световое пятно — к нему! А легкие уже разрывает и жжет. Но вокруг еще муть, надо терпеть, стиснув до скрежета зубы. До света уже подать рукой… еще немного… вырвался!

Есть вещества, которые слаще сахара в тысячи раз. Но им очень далеко по сладости до воздуха, когда тот попадает в истосковавшиеся по кислороду легкие. Я вдыхаю с надрывным всхлипом, с рычанием. И именно этот звук меня будит. Я очнулся.

Дима открыл глаза. Что за серая дымка, никак не получается сфокусировать зрение. Взгляд постоянно пытается уплыть куда-то в бесконечность. Наконец он смог зрительно зацепиться за какую-то полоску. Фокус пытается расплыться. Держать! Получилось, полоска оказалась трещинкой на потолке. Зрение резко настроилось.

Да, он лежит на спине и смотрит в потолок. Дима с огромным трудом попытался приподнять голову. Накатила тошнота. Отдышался и попробовал еще раз. Получилось. Он начал медленно озираться.

Вытянутое серое помещение с двумя рядами железных коек вдоль стен. Койки были все пустые, за исключением той, на которой лежал Дима. Рядом с его кроватью стояла стальная стойка с установленными на ней медицинскими мониторами. От них к Диме шел целый пучок проводов. Датчики были прилеплены к его рукам, голове и груди. Дима начал отрывать их пачками. Цифры и графики на мониторах стали меняться, на многих загорелись красные индикаторы.

Дима вновь обессилено откинулся на кровать. Переждав прилив слабости, он попытался сесть, спустив ноги. Ему это удалось, но отняло последние силы. Больничная распашонка моментально пропиталась потом.

'Ну и где я?' — возникла первая рациональная мысль. Последнее, что Дима помнил, это как он умирал. Но на чистилище это место не похоже. Его внимание привлекли толстые решетки на окнах. И сами