– Не думаю, что король двинет свою армию в Ирландию, как этого не сделает и принц Ллевелин, – произнес Саймон с улыбкой.

– Вы осмеливаетесь сказать, что наш принц боится глупого, медлительного саксонца? – сердито заметил Мадог, подавшись вперед.

Энтван перехватил его.

– Не будьте глупцом, Мадог. Я уверен, Саймон не хотел оскорбить принца Ллевелина. Продолжайте, Саймон.

– Я не собираюсь оскорблять принца Ллевелина, называя его трусом, но я не оскорблю его, сказав, что он был бы достаточно глуп, желая, чтобы такая огромная армия напала на Уэльс.

– А если бы они это и сделали? – презрительно ухмыльнулся младший. – Тогда они медленно перемрут от голода, как и другие до них.

– Да, но тогда мы тоже будем умирать от голода в течение всей зимы, поскольку еще не заполнены закрома зерном и не заготовлен корм для скота, – заметил Оуэн, и его глаза сузились. – Если мы должны страдать, то можем пойти на это. Но я согласен с Саймоном, что принц Ллевелин не предложит саксонцу войти в этот момент.

– К сожалению, вопрос заключается не в приглашении их вступить в войну, а в удержании их от этой войны, если только они не собираются в Ирландию, – сказал Энтван. – В сообщении с требованием явиться говорилось о необходимости «заставить повиноваться людей графа Кентского в Ирландии». Вот все, что мне доподлинно известно. Вы считаете, что это уловка, которая должна одурачить нас? Если так…

– Смысл не в этом, – быстро произнес Саймон. Англичан и так ненавидели, поэтому он не хотел подливать масла в огонь. – По-видимому, в самом начале вызов преследовал частные намерения, но положение изменилось. Гилберт Бассетт теперь высказывает открытое неповиновение. Он бросил вызов королю, и граф Пемброкский знает, что справедливость на стороне Бассетта. Он не хочет вступать в борьбу с королем Генрихом, но и палец о палец не ударит, чтобы обуздать Бассетта. Если Генрих воспользуется этим в качестве предлога, чтобы атаковать замки Пемброка на юге…

– Кого волнует, что Пемброк или король саксонцев делает на юге? – прорычал Мадог. – Вы можете держать свои новости при себе, мы…

– Но, Мадог, – перебил самый младший, заметивший выражение ликования на лицах Оуэна и Энтвана и сделавший определенный вывод из этого, – если армия Генриха будет задействована на юге…

– Мы все можем обогатиться, совершая набеги на обозы, – вставил Саймон. – Принц Ллевелин никогда не запретит набеги на армию, даже если не хочет, чтобы именно сейчас совершались нападения на английские земли.

Четверо мужчин сблизились, чтобы обсудить такую великолепную возможность, даже не заметив, что Рианнон уже ускользнула, а Саймон несколько мгновений спустя последовал за ней. Он догнал ее прямо перед входом в женские покои, где она остановилась, чтобы выговорить за что-то Мэту, который только загадочно смотрел на нее.

– Леди Рианнон, – обратился к ней Саймон, – простите меня за то, что помешал вашему намерению помучить этих тщеславных воображал, но мне больше всего хотелось преподнести свои новости в наиболее подходящий момент.

– Я счастлива, что вы посчитали полезным использовать меня для этого, – холодно бросила она, – но не могу сказать, что я слишком высокого мнения о вашей воспитанности. Моему отцу не нравятся болтливые люди.

– Мне тоже. Именно принц Ллевелин вынудил меня разговориться. Нет, позабудем об этом сейчас. Я не мог поверить в свою удачу, когда увидел Мэта и понял, что вы здесь. На протяжении всего пути из Клиффорда я ломал голову, пытаясь придумать причину для поездки в Ангарад-Холл, и вот вы здесь!

– Вы думаете, я приехала сюда в поисках вас?

– Нет! Леди, не стоит ссориться со мной безо всякой на то причины, прошу вас. Я лишь хочу угодить вам.

– Как те, другие?

Несколько уместных в данной ситуации ответов готовы были сорваться с языка Саймона, но он сдержал себя.

– Что я могу ответить на это? – медленно спросил он. – Я не знаю, что они чувствуют. Вы сказали: им нужно ваше приданое, но это вполне могла быть и шутка. Я определенно не знаю, а вы знаете. Я буду счастлив породниться с вашим отцом потому, что искренне люблю его, а не потому, что надеюсь что-то выиграть.

Дверь женских покоев открылась, и по полу скользнула желтая полоска света от горящих светильников. Она не коснулась Саймона и Рианнон в том месте, где они стояли, но девушка все же взяла Саймона за руку и повела к саду, расположенному с задней стороны дома. Ей было стыдно за свою резкость, поскольку она понимала, что это результат злости на саму себя и что Саймон не сделал ничего, чтобы заслужить подобный выговор. Она знала: настало время облегчить душу, пока стыд не взрастил еще большую злость, которая породит еще больший стыд, и так все время по кругу, до тех пор, пока не вырастут слишком высокие стены ненависти к самой себе, в которых будет трудно проломить брешь.

Саймон был настолько поражен неожиданным поступком Рианнон, что на мгновение потерял дар речи. Увидев, куда она его вела, он сохранил молчание, боясь зайти слишком далеко или сказать недостаточно и тем самым вызвать новую волну раздражения. Это был разумный поступок, дающий Рианнон время отойти от тактики обороны. Когда они подошли к скамье, стоящей в окружении клумб с травами и цветами, она остановилась и посмотрела на него. Было очень темно, луна еще не взошла, но, может, это было к лучшему. Рианнон предпочитала делать признание, не только не видя выражение лица Саймона, но и не позволяя ему увидеть ее лицо.

– Саймон, – быстро сказала она, – мой вопрос: приехала ли я сюда в поисках вас – содержал в себе ложь, потому что он подразумевал ответ «нет».

– Но… о, сударыня, вы послали мне сообщение и недоумевали, почему я не приехал? Клянусь, я не получал его. Видите ли, я уехал из Лондона совершенно неожиданно и находился с графом Пемброкским, переезжая из одного замка в другой, потому что…