меня и тем самым сделаете его, моего наследника, хозяином Тарринга.

Всеми фибрами души Адаму хотелось поверить ей. Если бы он не так жаждал этого, сомневаться в искренности слов Джиллиан было бы невозможно. Но он не доверял даже самому себе. Раз попавшись, как ему казалось, Адам был теперь слишком насторожен.

– Если это правда, – сказал он, с трудом выдавливая слова, – почему же он не убил вас сам? Вы не проведете меня во второй раз, леди Джиллиан. Если де Серей не собирался звать Людовика на помощь, куда же он отправился? И зачем? Возможно ли, что он отправился собирать людей Невилля, чтобы попытаться отвоевать Тарринг?

Джиллиан совершенно пропустила мимо ушей сарказм, звучавший в вопросе Адама. Злость отпустила ее, и на лице отразилась надежда.

– Неужели вы думаете, что он мог совершить такую глупость? – пробормотала она.

Этот вопрос привел Адама в такое же замешательство, как смутили Джиллиан его первые слова.

– Что вы имеете в виду под словом «глупость»? – отрывисто произнес он. – К кому же отправляться за помощью, как не к вассалам и кастелянам?

– Но они ненавидят Осберта, – ответила Джиллиан. – Он был груб и высокомерен с ними, когда они заезжали навестить Гилберта.

– Вот как? – подозрительно спросил Адам. – Но если они терпели это тогда, почему это стало нетерпимым для них теперь?

– Тогда был жив Саэр, – сказала Джиллиан. – Они никогда не присягали Осберту.

Однако мысли ее уже витали в другом месте. Выражение лица Адама сейчас точно повторяло вчерашнее. Она поняла, что Адам подозревал ее в политической измене, а вовсе не в супружеской. Она едва не улыбнулась от облегчения, но здравый смысл удержал ее от этого. Джиллиан было все равно, будь королем Англии хоть Великий Турок. Если бы это устраивало Адама, она нашла бы это превосходной идеей, однако чувствовала, что не стоит позволять Адаму понять, насколько ей это безразлично. Это вряд ли согласовывалось с его представлениями о «приличной» женщине. Не могла она и дать ему понять, что охотно переметнется от Людовика к Генриху, если только он захочет. А если она скажет, что всегда была предана только Генриху, он все равно не поверит…

– Люди Невилля согласились с правлением Саэра? Почему?

Голос Адама оторвал Джиллиан от ее раздумий. Она усилием воли переключила мозг на его вопросы. Первым ее порывом было закричать: «Я женщина. Как я могу знать такие вещи?». Но этот ответ лишь усилил бы презрение Адама к ней либо просто убедил бы его, что она лжет и, следовательно, лгала во всем остальном. Джиллиан напрягла мозг, собирая воедино обрывки разговоров, которые ей приходилось слышать, намеки, которыми обменивались Саэр и Осберт в ее присутствии.

– Саэр был силен, и они думали, что у него есть покровители в окружении Людовика. Я не могу быть уверенной, конечно, но мне кажется, они боялись, что у них отнимут земли, раз их господин умер, а бедный Гилберт был совершенно беспомощен.

– Значит, вы думаете, что они тверды в своей преданности Людовику? – спросил Адам.

Вопрос был задан спокойно, почти безразлично. Либо это мало интересовало Адама, либо это была еще одна проверка. Ни то, ни другое не имело значения для Джиллиан. Сэр Ричард был добр к ней. Джиллиан не хотелось говорить ничего такого, что могло бы навредить ему. Она знала только одно, в чем человека упрекнуть нельзя и что делало поступки сэра Ричарда вполне приемлемыми.

– Не думаю, что это так, – отрицательно покачала головой Джиллиан. – Я не знаю, кого они поддерживают и поддерживают ли вообще кого бы то ни было. Вассалы и кастеляны Гилберта – хорошие люди и следовали его воле.

Сказав это, Джиллиан ясно увидела и свой собственный путь. Ее отец был вассалом Джона. У нее были все основания оказаться на стороне Генриха, невзирая на то, что она совершенно не знала Англии. Не имело значения, поверит ли ей сразу Адам. Было бы, наверное, даже лучше, если бы не поверил. Это заставит его внимательнее приглядеться к ней, а чем ближе он к ней будет присматриваться, тем больше ей это будет нравиться. В конце концов, ему придется поверить, что она лояльна по отношению к его партии, поскольку, по правде говоря, она всем сердцем и душой готова была поддержать любую партию, к которой принадлежал он.

– Итак, – как хлыстом, хлестнул Адам, – вы знаете людей Невилля.

Адам был уверен, что она готовит следующую западню. Глаза ее засияли ярче, и он мог видеть, как она сдерживала улыбку.

– Разумеется, я знаю их, хотя и не всех. Четверо приезжали на мою свадьбу с Гилбертом.

– Но не на вашу свадьбу с де Серей? Зарождавшаяся улыбка и блеск в глазах померкли.

– Я не знаю, – прошептала Джиллиан. – Я уже говорила вам, что была не в себе. Кто-то взял мою руку, чтобы поставить мою метку на экземплярах договора, и, может быть… Я точно не помню, но мне кажется, что кто-то толкнул мою голову, чтобы я кивнула, когда потребовалось подтвердить согласие. О нет, я не думаю, что сэр Ричард мог быть здесь. Я говорила ему о своем страхе перед Осбертом, и он сам видел, как жесток был Осберт по отношению к бедному Гилберту. Я не могу поверить, что он способен участвовать в том, что непременно принял бы за насилие.

– Вы именно так выходили замуж? – спросил Адам сдавленным голосом.

– Я думаю, что так, – ответила Джиллиан, отчаянно сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Я не помню, я же сказала вам.

Это было настоящее. Сомнения сомнениями, но Адам не мог поверить, что чувства, которые Джиллиан раскрывала последние полчаса, были притворством. Она ненавидела де Серей и была очень больна в течение примерно недели после смерти ее первого мужа. Накануне Джейми, Тостиг и Олберик осторожно допросили прислугу, так что Адам уже знал некоторые факты, окружавшие смерть Невилля. Джиллиан смотрела в пол, крепко сжав ладони. Адам, не раздумывая, положил свои руки поверх ее.

– Вам больше не нужно бояться де Серей, – сказал он ласково. – Он больше никогда не появится рядом с вами – обещаю вам.

Джиллиан подняла глаза, блестевшие от выступивших слез. Губы ее задрожали. Не в силах сопротивляться влечению, Адам потянулся вперед. Губы Джиллиан раздвинулись, голова ее потянулась вверх. Затем, сообразив, что происходит, она отпрянула и отвернулась.

– Как вы можете обещать такое? – спросила она дрожащим голосом. – Сейчас-то вы здесь, но я не такая дура, чтобы не понимать, что у вас есть и другие земли, и другие обязанности… к королю Генриху, например. Рано или поздно, даже если не возникнут личные дела, король призовет вас, и вы уйдете. Возможно, вы постараетесь оставить меня в надежных руках, но пока я жена Осберта…

– Я никогда не даю пустых обещаний, – сказал Адам, но голос его был очень холоден.

– Почему вы рассердились? – воскликнула Джиллиан, слишком напуганная резкой переменой в голосе и поведении Адама, чтобы осторожничать.

– Вам должно быть ясно, какой я идиот, – рявкнул Адам, – поскольку вы уже дважды провели меня, заставив распустить язык, когда мне следовало бы помалкивать, но не думаете же вы, что я такой уж дурак, чтобы не понимать, что попался в хитрую западню? Не спешите радоваться. Вы не получите того, на что рассчитывали. Вы не свяжете меня обещанием, которое вырвали, чтобы заставить меня нарушить клятву.

Джиллиан смотрела на него в испуганном изумлении.

– Я никогда и не думала об этом, – запротестовала она, когда поняла, в чем ее обвиняет Адам. – Это вы утверждаете, что я на стороне Людовика. Вы ведь даже не спрашивали меня. Людовик для меня – ничто. Я не клялась ему ни в чем. Я ему ничем не обязана.

– Саэр де Серей был его человеком.

– Саэр убил моего отца, и я была отдана ему под опеку. Вы полагаете, у меня есть какие-то причины любить Саэра? – выпалила Джиллиан, поддавшись сильнейшему за многие годы приступу гнева. – Он не выдавал меня замуж, чтобы выдоить досуха земли моего отца. Потом он привез меня сюда и выдал за безумного калеку, – гнев ее отступил, и глаза снова наполнились слезами. – Бедный Гилберт! Он, во всяком случае, был ласков со мной, – слезы не покатились. Приступ ярости высушил их. – Но Саэр не знал об этом. Он не огорчился бы, если бы Гилберт оказался буйным сумасшедшим, сдирающим мне мясо с костей. Что я должна была чувствовать к Саэру, кроме радости от его смерти? Как, я должна относиться к его клятвам и