она казалась более смертоносным оружием, чем любой меч или копье в руках сарацин.

Вдруг все померкло в его глазах. Он взмахнул мечом, чем напугал рыцаря рядом, и извинился. Он почти ничего не видел. Нащупав за седлом мешок, он достал оттуда кусок соленого мяса. Он не знал, как он будет его есть, так как во рту у него пересохло, но когда он начал жевать, появилась слюна. А затем, хоть и кружилась голова, и зрение не восстановилось, он засмеялся. Поле битвы было покрыто пылью – вот почему он ничего не видел.

Не успел Ричард перестроить своих людей, как сарацины хлынули снова. Казалось неправдоподобным, что их так много, ведь тысячи уже были убиты. Но фронт конников не дрогнул, а пешие воины проявляли чудеса доблести, тем не менее, и их ввело в замешательство количество сарацин.

– Саймон!

Над шумом битвы голос короля прозвучал, как боевой сигнал. Саймон ударом щита отбросил противника в сторону: сейчас ответить королю было важнее, чем убить врага.

– Собери десять всадников, и следуйте за мной! – У короля хватило дыхания дать такую же команду графу Лестерскому и другим.

Было легче сказать, чем сделать. Нелегко вытащить рыцарей из схватки, не посеяв паники. Было мало времени для объяснений, но, тем не менее, дело было сделано, и небольшой отряд последовал за Ричардом, в сторону от шума и криков боя.

– За мной! – скомандовал Ричард.

У Ричарда не было знамени, оно осталось у архиепископа Бевуа, который держал центр главного удара, но, обладая огромным ростом, Ричард был виден отовсюду. Никому бы и в голову не пришло заподозрить его в том, что он спасается бегством, увидев, что битва повернулась не в его пользу. Следуя за Ричардом, Саймон не раз в душе поблагодарил лорда Рэннальфа за крепких серых жеребцов, когда увидел, как падали другие лошади под седоками. Дыхание его стало ровным, боль в груди ослабла. Саймон сжал меч и вздохнул глубже, когда он увидел, куда направляет отряд Ричард, – они должны были атаковать сарацин с тыла, справа.

Они атаковали так внезапно и неистово, а небо так потемнело, что сарацины подумали, что новая армия, которая стояла в резерве, напала на них. Правый фланг мусульман был прорван, парализовав тыл противника, внеся отчаяние и суматоху в его ряды.

10 сентября из Джаффы Саймон послал Элинор письмо. Улыбка не сходила с ее лица, когда она читала его. Его почерк и печать были ярким доказательством того, что, как ни трудна была битва, он вышел из нее целым. Он писал, что противник потерял около семи тысяч воинов убитыми, и Элинор отметила, что не было строк о «морях крови». Они потеряли только несколько сотен, жаль, что они слишком устали, чтобы преследовать мусульман. Они бы просто стерли их с лица земли, но кольчуга и военные доспехи, которые спасли их воинам жизнь в битве, сделали их медлительными и неповоротливыми в погоне.

«В личном плане тоже все было хорошо», уверял Саймон. Король поцеловал его, и похвалил, и предложил ему любую награду, какую он пожелает. «Я ответил ему, что награда, о которой я мечтаю, слишком дорога, чтобы я мог ее получить из трофеев одного боя. Король не рассердился, а рассмеялся. Он ничего не обещал, но пусть пройдет еще один бой. И, моя любовь, я уверен, что у меня будешь ты. Но я знаю, что здесь мы расходимся с тобой в желаниях. Тебе бы хотелось, чтобы мы остались на некоторое время здесь, в Джаффе, где король намерен укрепить фортификации».

Но на самом деле у Ричарда были другие планы. Осторожно король начал переговоры. Саладин принял гонцов с большой любезностью. Как ни странно это было, но на своей земле он не владел ею. Да еще эта битва при Арзуфе, если будут такие же потери – того и гляди, султаны покинут его. Саладин послал своего брата Сафадина послушать, что скажет Ричард.

В последние месяцы Ричард был образцом короля. Хотя он сделал предложения Саладину, которые тот обдумывал, он не забывал держать армию в боевой готовности и спрашивать мнение своих военачальников по поводу любого решения, которое он принимал. Во время своего краткого визита в Акр в октябре, чтобы отозвать часть армии, которая наслаждалась приятным климатом и роскошью, он, казалось, сделал над собой усилие и преодолел недовольство Беренгарией. Это завершилось тем, что леди присоединились к армии в Летруме на рождество.

Погода была ужасной: сыро и очень холодно, но это не мешало Саймону и Элинор. Они сидели, тесно прижавшись, друг к другу, и мечтали о будущем. Другие не были так счастливы. Ричард из чистой учтивости появлялся в компании женщин, но то, что он в глазах Беренгарии видел воплощение своей вины, не улучшало его настроения. Мечты Беренгарии разбивались на кусочки. И Джоанна не могла ничем помочь, так как она была взбешена поведением Ричарда.

Ричард решил выдать Джоанну замуж за брата Саладина. Кроме религиозных проблем, которые за определенную плату можно было бы решить с Папой, ей пришлось бы делить мужа с тремя другими женами и многочисленными наложницами! Да еще быть изолированной в этой женской тюрьме! Хотя лицом Джоанна была похожа на мать, по характеру она была вся в отца. Ричард понял, что имеет дело с достойным соперником, и попытался перевести разговор на племянницу, Элинор Бретанскую, но и это не улучшило настроения Джоанны и не уменьшило ее гнев.

Начало нового года было не лучше конца старого. Ричард решил идти на Иерусалим, но, увидев местность и оборонные укрепления города, а, также прислушиваясь к аргументам Тамплиеров и Госпитальеров, он решил, что поражение подорвет дух армии и надежду на мир с Саладином. И все-таки, дух армии был подорван.

Французы, чувствуя себя обманутыми, отказались подчиняться Ричарду, и перешли под командование Конрада Монферрата.

Ричард двинулся с остатками отряда в Аскалон, который Саладин сравнял с землей. Они решили построить там лагерь. Король строил и таскал камни наравне со всеми. Саймон понял цель Ричарда, но не одобрил ее. Но за работой королю в голову пришла мысль. Он решил не делать Гюи де Лузиньяна королем Иерусалима. Заручившись поддержкой французов и романских принцев, Конрад станет королем Иерусалима. Для Гюи это не будет болезненным: Ричард предложил ему Кипр. Тамплиеры сильно преувеличивают бунтарский дух населения острова. Казалось, такое решение устраивало всех. А оказалось – нет. Через несколько дней после того, как было достигнуто согласие, Конрад был предательски убит.

Неважно, как часто и неистово Ричард клялся в том, что был непричастен к этому убийству, он не делал вида, что охвачен горем. Жена Конрада – законная претендентка на трон Иерусалима – желала выйти замуж за племянника Ричарда – Генри де Шампаня. Романские принцы тоже одобрили этот выбор. Со вздохом облегчения Ричард согласился на этот брак, и Генри стал править Святой землей.

Прошла зима, но весна, принеся хорошую погоду, не принесла хороших новостей. В апреле из Англии прибыл настоятель Херефордского аббатства и привез письма от Вильяма Лонгкемпа и слухи о делах Филиппа во Франции. Саймон слушал новости с бесстрастным лицом, в то время как Ричард приходил в ярость, слушая о том, как вытеснили его канцлера его вероломный брат и восставшие бароны Англии. То, что король сказал о Филиппе, который сразу же уговорил Джона и готовился захватить Нормандию, привело Саймона в восхищение. Он поверил, что Ричард обладает большим запасом бранных выражений, чем старый король. Как только Саймон освободился, он сразу же написал Элинор. Он писал ей, что надо при первой же возможности послать курьера из Акра в Англию – она должна еще раз приказать вассалам продолжать придерживаться нейтралитета. Они не должны попасть под растущее влияние Джона и присоединяться к нему.

«Король пришел в ярость от того, в каких мрачных красках обрисовал ситуацию в стране Лонгкемп, – продолжал Саймон.– Я ничего не советовал ему, потому что этим навлек бы ярость на себя, и он не стал бы меня слушать, так как я имею свой интерес. Ведь если он будет думать, что в Англии дела идут плохо, у него будет меньше желания оставаться здесь. И, по правде говоря, мне кажется, что он нужнее там, чем здесь».

Элинор не могла не согласиться с этим. Если предыдущей весной она сказала, что хочет домой, чтобы только успокоить Саймона, а не потому, что она действительно этого хотела, сейчас было не так. Она жалела Беренгарию, но у нее не хватало терпения. Она и Джоанна, к которой вернулись хорошее расположение духа и чувство юмора, пытались объяснить Беренгарии, как можно завоевать дружбу мужа, если любовь ушла. Сначала Джоанна, затем Элинор, затем снова Джоанна твердили ей, что для Ричарда важно найти благодарного слушателя, которому бы он мог выплеснуть все свои эмоции.