могла бы стать в скором времени инициатором нападения на Советский Союз, он счел необходимым установить тесный контакт и с ее руководством. В случае войны с СССР, Троцкий будто бы обещал немцам (как до этого и японцам) оказать содействие всеми имеющимися в распоряжении блока средствами — вредительством в промышленности и прямой изменой командиров-троцкистов на фронте. Чтобы еще больше привлечь обе державы на свою сторону, Троцкий якобы соглашался пойти и на определенные территориальные уступки: Японии — на Дальнем Востоке, Германии — на Украине{230}.
Тему сотрудничества Троцкого с германскими властями затронул в своих показаниях от 19–20 декабря 1936 г. и Пятаков, сообщивший, что в декабре 1935 г. во время пребывания в служебной командировке в Берлине он летал в Норвегию на свидание с проживавшим там Троцким, и тот в ходе их беседы будто бы рассказал о своей встрече с заместителем Гитлера по нацистской партии Р. Гессом и о достигнутой договоренности относительно поддержки немцами троцкистско-зиновьевского блока в его борьбе за власть. Взамен Троцкий гарантировал общее благоприятное отношение нового руководства к германскому правительству и сотрудничество с ним в важнейших вопросах международной политики. Кроме того, он якобы согласился на ряд территориальных уступок (в частности, не возражал против отделения Украины от СССР, если тамошние националисты будут на этом настаивать) и пообещал допустить немецкий капитал в форме концессий или в каком-либо другом виде к эксплуатации ресурсов страны, имеющих большое значение для германской экономики (железная руда, марганец, нефть, золото, лес и т. д.){231}.
Окончательное завершение история с распродажей Троцким его бывшей родины обрела в показаниях Радека от 22 декабря 1936 года. «Оказалось», что якобы состоявшаяся встреча Пятакова с Троцким в Норвегии была вызвана необходимостью обсудить полученное накануне от Троцкого письмо, в котором тот излагал свои новые установки по вопросам внешнеполитической деятельности троцкистско- зиновьевского блока.
В этом письме, по словам Радека, указывалось на желательность захвата власти еще до начала надвигающейся войны, а для этого необходимо было активизировать террористическую деятельность против руководителей советского правительства. Для нормализации отношений с Германией признавалось целесообразным согласиться допустить ее к участию в эксплуатации месторождений полезных ископаемых на территории СССР и гарантировать поставки продовольствия и жиров по ценам ниже мировых. Что касается Японии, то ей, говорилось якобы в письме, необходимо будет уступить сахалинскую нефть, обеспечить дополнительные поставки нефти в случае войны с Америкой, а также допустить к эксплуатации советских золоторудных месторождений. Кроме того, следовало не препятствовать захвату Германией придунайских и балканских стран и не мешать захвату Японией Китая.
Если же до войны к власти прийти не удастся, этой цели можно было бы добиться, по мнению Троцкого (в изложении Радека), в результате военного поражения СССР, к чему необходимо энергично готовиться. Активная вредительская деятельность до и во время войны, помимо ослабления оборонного потенциала Советского Союза, должна показать реальную силу троцкистско-зиновьевского блока и облегчить послевоенные переговоры с Германией, что немаловажно, т. к., в случае прихода заговорщиков к власти в результате разгрома СССР, уступками мирного времени обойтись уже не удастся. В этом случае пришлось бы уступить немцам интересующие их промышленные предприятия, принять на длительный срок обязательства по покупке германских товаров, пойти на дополнительные территориальные уступки и т. д.
Для того, чтобы схема, приписываемая профессиональному революционеру Троцкому, не выглядела совсем уж нелепо, Радек снабдил ее аргументами, которыми Троцкий якобы руководствовался, разрабатывая все эти пораженческие планы: После того, как, в результате усиления Германии и Японии (хотя бы и за счет СССР), начнется неминуемая война между империалистическими державами, указывалось будто бы в письме Троцкого, можно будет снова перейти в контрнаступление, так как последствия этой войны будут способствовать возникновению в мире новой революционной ситуации.
Вот такое послание, якобы полученное Радеком в конце 1935 г., и побудило Пятакова отправиться при первой же возможности на встречу с Троцким для консультаций. Подтвердив показания Пятакова об этой встрече, Радек дополнил их новыми деталями, которыми Пятаков будто бы поделился с ним после своего возвращения в Москву. Троцкий, оказывается, пообещал немцам, что во время войны между Германией и СССР находящиеся на фронте троцкисты-командиры будут действовать по непосредственным указаниям германского генерального штаба, а после войны новое правительство компенсирует Германии часть ее военных расходов, расплатившись товарами и передачей в собственность необходимых ей промышленных предприятий.
В то же время, стремясь избежать чрезмерной зависимости от Германии и Японии, Троцкий якобы вел одновременно переговоры также с англичанами и французами. В результате состоявшейся встречи с представителями Германии, Англии и Франции был выработан проект соглашения, предусматривающего, что и Англия с Францией, в случае прихода троцкистов к власти, тоже внакладе не останутся, с чем Германия милостиво согласилась. Французам было обещано благосклонное отношение к их стремлению добиться возвращения дореволюционных долгов России и притязаниям на металлургическую промышленность Донбасса, а англичанам — учет их интересов на Кавказе.
После войны, в соответствии с приписываемыми Троцкому замыслами, в Советском Союзе должен был быть установлен такой же социально-экономический строй, как и в других странах Европы, и, конечно же, распущен Коминтерн{232}.
Выставив Троцкого в самом неприглядном свете и удовлетворив тем самым пожелания вождя, Радек поспешил дистанцироваться от преступных замыслов своего бывшего идейного наставника, а заодно и прикрыть товарищей по несчастью Сокольникова и Пятакова, заявив, что, ознакомившись с этими установками Троцкого, они не сочли возможным просто взять их на вооружение, а решили посоветоваться с единомышленниками на местах. «Ибо создалось положение, за которое мы ответственности нести не можем, оставляя в полной темноте людей, которые за эту политику будут отвечать головой. Совещание мы решили созвать в конце февраля [1936 г.]. Это нам из-за технических трудностей не удалось. В марте начались аресты и провалы, и это решило исход дела. Совещание так и не было созвано» {233}.
Конечно, эта уловка Радека несколько обеляла главных фигурантов предстоящего процесса, но, с другой стороны, делала их показания более правдоподобными, а главное — дополнительно подчеркивала всю глубину падения Троцкого, от намерений которого стало не по себе даже таким отъявленным контрреволюционерам, какими следствие собиралось выставить Радека и его подельников. Поэтому Сталин не стал возражать против того, чтобы данный сюжет вошел в окончательный сценарий.
После обстоятельных и аргументированных показаний Радека, Сокольникова и Пятакова картина «преступной деятельности» запасного троцкистского центра приобрела необходимую логическую стройность, оставалось лишь нанести несколько последних мазков, и готовое полотно можно было передавать заказчику.
Поскольку главным действующим лицом будущего процесса должен был стать Пятаков, то и показания о вредительстве, которые подручные Ежова стремились получить от подследственных, касались главным образом предприятий, входящих в систему Наркомата тяжелой промышленности. Однако враги Сталина не могли действовать только в одной, хотя и очень важной отрасли народного хозяйства, и, когда этот перекос стал очевиден и сферу вредительской деятельности приспешников Троцкого решено было расширить, выбор, вполне естественно, пал на железнодорожный транспорт.
По своему стратегическому значению эта отрасль ничуть не уступала Наркомтяжпрому, а разного рода аварии случались там ежедневно, и при желании любую из них можно было изобразить как умышленную.
В середине ноября 1936-го были арестованы несколько железнодорожников во главе с заместителем наркома путей сообщения Я. А. Лившицем (бывшим троцкистом). Месяц спустя один из арестованных — заместитель начальника Центрального управления движения НКПС И. А. Князев, дал развернутые показания о диверсиях на железной дороге, которые он организовывал по поручению Лившица, и о заданиях, полученных им от некоего агента японской разведки и касающихся применения во время войны бактериологических средств для заражения воинских эшелонов, а также пунктов питания и санобработки
