– Я вас ждала, – объяснила она, замечая, что этим вечером он надел свой воротник священника с черной рубашкой, черными слаксами и кожаной курткой.

– И вы обладаете даром предвидения. Как ваша бабушка. Вы об этом говорили.

– А я случайно еще не упоминала, что это очень раздражает? Заходите. – Она провела его на кухню и протянула бумажник. Глядя на собаку, она заметила: – Не думаю, что он успел сильно попортить ваши кредитные карты. Но он мог залезть в Интернет. Дайте мне знать, если по ним покупались блошиные ошейники и собачье печенье, и я прослежу, чтобы он вам заплатил.

Джеймс, как ни странно, усмехнулся.

– Я пройдусь по своим счетам частым гребнем.

Она вложила бумажник ему в руку.

– Я могу чем-нибудь еще помочь?

Он замялся, и на секунду она подумала, что он скажет что-нибудь остроумное... даже непристойное. Вместо этого он ответил:

– Нет, спасибо.

– Как насчет бокала вина? – спросила она. Ей нравилась его компания. Она хотела, чтобы он был рядом.

В его голубых глазах снова мелькнули колебание и нерешительность.

– Хорошо. Один бокал. – Он обвел взглядом маленький коттедж. – Вы сказали, что Сара уехала. В смысле, на ночь?

– В смысле, она улетела обратно в Тусон. – Оливия открыла холодильник. – Лео требует развода. И у него уже все схвачено со второй женой. – Она протянула Джеймсу бутылку и штопор, затем нашла клинышек бри и достала из буфета коробку крекеров, у которых давно истек срок годности.

– Ну и как она? – спросил он, разливая вино в два окала.

– Лучше, чем я ожидала. Может, это благодаря беседе с вами.

– Сомневаюсь. – Он протянул ей бокал и прикоснулся краем своего бокала к ее бокалу. – За ваше здоровье.

– За новых друзей.

– И счастье.

– Вас не слишком затруднит, если я попрошу вас снова развести огонь в камине? – осведомилась она. – Вчера вечером у вас так прекрасно это получилось.

– Лестью вы добьетесь чего угодно, – заметил он. – Посмотрим, что можно сделать. – Они вместе притащили поленья сухого дуба и лучины для растопки в гостиную. Оливия скомкала газету, и отец Джеймс, разложив поленья, растопку и бумагу, чиркнул спичкой.

– Замечательно, – сказала она, когда голодные языки пламени принялись пожирать сухой трут.

– Посмотрим... подождите немного... иногда все быстро загорается, а потом гаснет. Нужно быть осторожным. И терпеливым.

– А вы осторожны?

– М-м-м. – Он скользнул по ней взглядом, и она подумала, говорят ли они по-прежнему об огне.

– Это ведь ко всему относится, да?

– К хорошим вещам.

Они пили шардоннэ небольшими глотками, вели светскую беседу, и отец Джеймс немного расслабился, даже согласился на второй бокал.

– Знаете, вы могли бы сделать для меня кое-что еще, – заметила она, и он поднял бровь.

Ее сердце чуть не остановилось. Господи, что это с ней такое? Почему она с ним заигрывает, а?

– Что именно? – спросил он, и непочтительная улыбка, играющая у него на губах, совсем не соответствовала его профессии.

– Ничего такого, что могло бы вам повредить.

– О господи.

– Как насчет того, чтобы помочь мне повесить несколько рождественских фонариков над каминной полкой?

– А я-то думал, вы предлагаете мне еду и выпивку, потому что вам нравится мое общество.

– К сожалению, нет, – поддразнила она. – Так что давайте, мастер на все руки, за дело! – Она поставила свой бокал, пошарила в чулане под лестницей и осторожно отставила бабушкин дробовик, чтобы вытащить ящик со старинными украшениями.

– Не рановато ли? – спросил он, помогая ей нести две картонных коробки с фонариками в гостиную.

– Как только закончился День благодарения – самое время, – усмехнулась она и в подтверждение своих слов включила радио. «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей» взяла себе за правило после Дня благодарения передавать праздничные песни по часу в неделю. Через десять минут, прежде чем они закончили вешать фонарики, комната наполнилась звуками джазовой инструментальной версии «Пусть идет снег».

– Ну что я говорила? – спросила она, когда выключила настольные лампы и комната погрузилась в полумрак. Свет исходил лишь от огня в камине и от фонариков, развешанных над каминной полкой. Было