– Мне кажется, он был с ней, с этой сучкой, с которой он познакомился на съезде в Нэшвилле.
– Ты уверена?
– Нет, но я ей позвонила.
– Что? – громко воскликнула Оливия. О, это был е самый умный поступок.
– Да, я выпила пару бокалов мартини и, набравшись наглости, позвонила ей домой. – Она повернулась к зеркалу и вырвала выбившийся волосок из уголка брови.
– Не может быть.
– Еще как может. Он мой муж. – Казалось, Сара гордится собой.
Оливия застонала:
– Не думаю, что мне хочется знать подробности.
– Я велела ей отвалить.
– И?
– Она повесила трубку. Я позвонила ей снова, и никто не отвечал. Наверное, она отключила телефон.
– Ты действительно думаешь, что Лео был там?
– Вероятно. Трусливая скотина! – Она ссутулилась и с грустным униженным вздохом закрыла глаза. – О, Оливия, – сказала она, прижимаясь лбом к зеркалу. – Что мне делать?
– Сейчас ты пойдешь спать. Уже поздно. Поговорим утром. Может, ситуация прояснится.
– Сомневаюсь, но, – ответила она, опуская плечи, – я начинаю думать, что ты права. Каким-то образом мне надо забыть Лео. Этот... этот шквал эмоций просто убивает меня.
– В таком случае мы устроим на День благодарения настоящую бурю.
Сара выдавила улыбку.
– Индейка, начинка, пирог из сладкого картофеля... еда для утешения.
– И, может, я устрою сюрприз, – подмигивая, сказала Оливия и выключила свет в ванной. Учитывая душевное состояние Сары, это было рискованным делом, но вдруг отец Джеймс Маккларен сможет помочь.
– Ты собираешься работать в День благодарения? – простонала Кристи из-под одеяла.
– Кто-то же должен поддерживать порядок на улицах, чтобы по ним могли спокойно ходить законопослушные граждане, мэм. – Бенц стоял на пороге ее комнаты и пристально смотрел на бугор в середине кровати, который был его дочерью.
– О господи, – сказала она.
– Это всего лишь на несколько часов.
– А, да, точно. Это я уже слышала.
– Я вернусь как раз к тому моменту, когда будет нужно ставить индейку в печь.
– Ты и вправду готовишь? – Она опустила край покрывала и открыла заспанный глаз. Бенц быстро вдохнул. Иногда при соответствующем освещении Кристи была так похожа на свою мать, что он просто замирал на месте. – А я думала, мы пойдем в ресторан, или в кино, или еще куда-нибудь, – сказала она, зевая.
– Ты разве не видела индейку в холодильнике? – спросил он.
– Я решила, что это так, для виду. Муляж. Думала, ты просто хочешь произвести на меня впечатление.
– Она настоящая, малышка. Мне это удалось?
– Произвести впечатление? Нет! – Затем она хихикнула, как в детстве, и этот звук навеял воспоминания о более счастливых временах. – Ну да, тебе удалось, конечно. Я просто поражена. А теперь оставь меня в покое. И вообще, сколько сейчас времени? – Она подняла голову с подушки. – Четверть девятого? В День благодарения? Ты что, пап, с ума сошел?
– Некоторые так думают.
– Что ж, они правы! – Она натянула одеяло на голову и перекатилась. – Можешь разбудить меня в полдень. Может быть.
– Рассчитывай на это. Тебе предстоит делать картофельное пюре.
Она снова застонала, когда он выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь. Было приятно, что она здесь, даже несмотря на ее ворчание. Он по ней скучал. Когда она жила дома, они все время ссорились: о том, когда ей приходить домой, из-за ее отметок в школе, ее парня, ее поведения. Она быстро замечала, что он сам далеко не идеален. Ее трясло от того, что он полицейский, ее обязанность заниматься уборкой являлась частью его «средневекового мышления», отсутствие у нее машины было «хуже некуда», а его подозрения, что она занимается сексом, были нарушением основного пункта Доверия. Когда он оставил несколько презервативов у нее на комоде, ей стало «противно», и она обвинила его в том, что он завидует ей, потому что «сам ничего не может».
Последние три месяца, которые они прожили вместе, стали просто адом.
Но ему этого не хватало. Он приехал в участок и присоединился к группе, которая решила работать в праздник. Первым делом он увидел сообщение о том, что минувшей ночью сработала охранная система в доме Оливии. Полицейские указали, что это была ошибка: подруга не смогла вернуть систему в исходное состояние в час тридцать ночи.
