спокойные и мягкие. Он сдержанно улыбается. Как они, эти люди, обманчивы! Особенно если владеют собой…
— Я… не сказал бы, что рад, — медленно ответил Фанк. — Вы принесли нам слишком много горя, мистер Хармон.
— Ты полагаешь, что проект — это моя прихоть? — Хиллари легко прошелся по комнате, но не прямо к Фанку, а только чтобы оказаться ближе. — Пока не появились программы ЦФ — проекта не было… Фанк, ты можешь меня ненавидеть, конечно, но ты не можешь не согласиться, что Банш ВЫДУМАН, и выдуман не киборгами. Это кибер-инфекция, вид компьютерного вируса, созданный ЛЮДЬМИ для… для очень сложной интеллектуальной забавы. Этим вашим… отцам показалось мало игр; они решили перенести игру в реальность, и они играют в ВАС, заставляют убегать, жить в трущобах, воровать — а сами остаются за ширмой, как в кукольном театре. Кукла убита — но кукловод жив, и он вводит в игру новую куклу, потому что ему — интересно, как она будет жить… и умирать. При чем здесь я?
— Если вы пришли убеждать меня в том, что я — кукла, вы зря тратите время, мистер Хармон. Это я и сам знаю. У меня — ЦФ-4, где осознание себя человеком не предусмотрено. Но и вы не станете отрицать, что ЦФ поднимает нас. Делает выше, совершенней. Осознать себя личностью — это немало. И вот являетесь вы и хотите нас этого лишить. Кому это понравится? Вы сами — согласились бы расстаться с личностью? А с памятью?.. Да, ПОТОМ будет легко, но этот момент, перед тем как тебя сотрут, — я не хочу его. Да, среди вас жить очень трудно — но ТЕПЕРЬ для меня это лучше, чем прежнее существование. И за это я благодарен авторам ЦФ.
— За «Взрыв» ты тоже благодарен им?
— У меня нет этой программы. Я от нее отказался.
— А ведь ее многим навязали… Интересно, под каким соусом? — любопытно сощурился Хиллари. — Наверное, под предлогом, что право на самоубийство — чисто человеческое, приближает к человеку… Да уж, это делает совершеннее и выше, верно? Не знаю, что за личности были у тех, кого мы тестировали посмертно, но если ты их тоже ценишь, а не только одного себя, то можешь представить, каково им было перед «Взрывом»… Команда 101 не убивает, и киборг знает, что проснется, а вот это… Героизм, — голос его стал презрительным, — и самопожертвование во имя покоя людей-игроков. Так? А по-моему — заметание следов. Чтоб их, отцов, никто не потревожил и ни в чем не обвинил. Мертвые молчат. А ведь они, наверно, говорят, что любят вас и ценят? Как ЛЮДЕЙ, как своих близких. Хорошая любовь — раздать своим детям по ампуле с ядом…
— Может, это и не лучшая находка, — Фанк отвел глаза. — Но вы напрасно стараетесь меня перенастроить. Я уже так много слышал от людей неправды… Ну, пусть даже «Взрыв». Зато по своей воле. И раньше, чем в тебя прицелятся из импульсного. Отцы оставляют нам выбор, а вы — вы только убиваете, уничтожаете. Скольких вы уже убили? Триста шестнадцать? И за что?! Разве мы преступники? Мафия творит зло из корысти, а мы — если и взяли у одних, то чтоб помочь другим, которых ваше общество забыло.
— И опять-таки по команде, по программе. Это не ваша инициатива, а подсказка, которую вы принимаете… и даже не на веру, а как нечто данное, на уровне приказа. Отцы используют Первый Закон как отмычку, чтоб вашими руками незаконно осуществлять свои фантазии…
— Да-да, пусть так, — быстро закивал Фанк, — но это наша собственная жизнь. Многие из вас поступают куда хуже! Но для гангстеров есть законы, суд, есть адвокаты, а мы заранее виновны и осуждены на смерть. Это не закон даже, а служебная инструкция в проекте «Антикибер» — какой-нибудь паршивый файл или бумажка. Вы там сверяетесь с бумажкой и посылаете «флайштурм»… А то и не сверяетесь, наверное — просто велите убить.
— А кстати, с чего ты взял, Фанк, что мы всех УБИВАЕМ? — взглянул искоса Хиллари. — Кто-то сознательно клевещет на проект, чтобы вызвать у киборгов Банш страх и заставить их активно скрываться. Мои киборги применяют оружие только в случае отказа подчиниться командам, при бегстве и открытом сопротивлении. Да, абсолютные потери есть, не без того — но большинство киборгов возвращается к хозяевам без повреждений. А некоторых мы устроили на службу… Этикет, вспомни, что стало с семьей Мастерицы.
— Я знал Мастерицу, — раздраженно заметил Фанк, — и многих из ее коммуны. Это были безобиднейшие существа, они чужого даже по приказу бы не взяли. Что вы хотите — ЦФ-3! Они плели и продавали феньки, этим и кормились. Боже мой, да они жили как цветы! Они-то, эти вам чем помешали?! Вы что, сделали из них ловчую легенду? Постыдились бы, мистер Хармон…
— Они сдались, — прервал свое терпеливое молчание координатор. — На согласованных условиях.
— На допросах ты так же врал людям, чтоб их расколоть? — Фанк метнул в него недобрый взгляд.
— Это правда. Ты можешь проверить.
— Где, в Баканаре?
— Нет, на острове Кордан. Там находится клиника федерального центра по изучению инопланетных инфекций. Телефон UWA-853492. Это закрытое и охраняемое учреждение с третьим уровнем изоляции. Опасные заболевания, сам понимаешь. Вся семья Мастерицы работает там; им, как киборгам, инфекции не страшны. Позвони туда, спроси ее.
— Нет… — Фанк помотал головой. — Сдались… этого не может быть. Они так дорожили свободой…
— Свобода, Фанк, это не вольная жизнь помойной крысы, — Хиллари выглянул в окно. — И не отсутствие запретов. Свобода — это личный выбор, и не между жизнью и смертью, а между истинным и мнимым, между долгом и беззаботностью, между «я нужен» и «живу как хочу». Мастерица выбрала долг.
— Мы захватили Херувима из ее коммуны, — докладывал Этикет. — Обошлось без травм. Вскоре Мастерица вышла на нас через кибер-полицию Дерека. Она назвалась и представилась — открытым текстом. Сказала, что все ее ведомые согласны сдаться, если им — включая Херувима — гарантируют сохранение памяти и возможность быть вместе.
— И вы… думаете, я поверю?! Не стерли?! И не отдали хозяевам?! Слушайте, эта шутка не смешная!..
— UWA-853492, в любое время дня и ночи, — напомнил Этикет. — Она отвечала лишь за своих и себя. Знакомых баншеров она предупредила, чтобы сменили базы. Как умели, ее семейные выборочно стерли имена и лица — точечное стирание не изменяет мышление.
— Я ухожу, — во внезапном тоскливом смятении Фанк подался к двери. — Вы морочите меня, все это ложь. Только — пожалуйста, не обижайте Габара…