смыкаются двери международной тюрьмы, Хац с тоской наблюдал, как детективы Минфина ходят взад- вперед по кабинету Фанка, а один — такой, с улыбочкой — листает документы, время от времени тихо вскрикивая от удовольствия, будто между бумагами вложены купюры по сто бассов.
— Шеф, тут такая прелесть!.. Приход-расход — как в сказке! Верьте моему опыту, шеф, — через театр ходили десятки тысяч, если не сотни, и все из ниоткуда в никуда!.. Я бы очень хотел побеседовать со здешним бухгалтером!.. И с налогами у вас никогда не было проблем? Ну, прямо волшебство какое-то!..
Опыту Кавалера Этикет доверял вполне — Кавалер раньше служил в налоговой полиции, и не где- нибудь, а в Ровертауне, где минимум половину заведений контролирует мафия.
«Гадский Фанк, — изнывал Хац, ерзая на стуле. — Ведь как чисто выглядел!.. И платил побольше, чем другие… А какой скотиной оказался!..»
— Это ваш директор? Ах, он в гриме… И это тоже он? — разглядывал Этикет фотографии на стенах и трюмо. — И тоже в гриме?..
Беседуя по трэку сначала с дорожной полицией о номере машины Фанка, потом с адресной службой о бухгалтере «Фанк Амара» (увы, в электронном блокноте нашелся только его телефон, и тот оказался коммутатором в Ровертауне), Этикет нет-нет да и поглядывал на сгорбившееся, убитое инопланетное существо, которое подставил Фанк. А ведь как он убежденно говорил тогда, в пору скитаний: «Я не могу украсть, это против моих принципов. Я скорей умру без пищи и энергии, чем возьму чужое…» Но Банш — это Банш. Сбежав от хозяев на волю, баншеры остаются все в том же мире, где надо работать и платить, а взять они могут лишь то, что плохо лежит.
— Мы не уполномочены применять к вам никаких санкций, — утешил Этикет. — Возможно, здесь имеет место злоупотребление вашим доверием (при этих словах Хац ожил и вскинул глаза), но и это мы определять не вправе. Я оставлю здесь своего сотрудника, и, когда Фанк позвонит… (Хац быстро закивал) я очень надеюсь на ваше добровольное и активное сотрудничество. Кстати — вы не встречали здесь вот ЭТУ девочку? — он показал фотографию Дымки, сделанную в Баканаре.
— Да… кажется, да. Она заходила несколько раз к Фанку, да. Я уже семь лет живу здесь, я умею отличать эйджи друг от друга…
«Но не людей от киборгов», — подумал Этикет, пряча фото.
От нервной встряски поручения Фанка высыпались из головы Хаца как горох; теперь в голове его весело прыгали дрессированные крысы, он все забыл и вспоминал только на спрос — а спрашивать агенты Минфина умели, особенно их старший и этот, с душевной улыбкой, — и правдивые ответы сами бодро срывались с языка.
А вот Маркет свое дело помнил и ехал спокойно — но не по пятой линии, а по седьмой. Безопаснее не привлекать внимания, когда ты ездишь по таким делам. Оставить машину на стоянке подальше от театра и пройти дворами, не по улице. Проникнуть сквозь служебный вход, не через главный, по темным задним коридорам. Подняться по лестнице. Постучать — тук, тук, тук-тук-тук.
В отличие от удирающего Фанка Маркет ничуть не волновался.
Молния и так помалкивала, а Этикет и Кавалер, не переглядываясь, замолчали вместе, едва послышались шаги; по их виду нельзя было подумать, что они насторожились — они вроде бы задумались.
— Войдите! — машинально крикнул Хац на условный стук и только вслед вылетевшему слову понял, что кричать надо было: «Я занят, здесь полиция!» В голове успело мелькнуть: «О боги, пусть он хоть в щель заглянет!»
Но Маркет бывал здесь частенько, и проблем у него никогда не возникало. Взявшись за дверную ручку, он вспомнил слова Фанка: «Если меня не будет, пакет передаст тебе Хац». Хац — ихэн; голос Хаца Маркет знал. Все нормально.
Уже когда он делал первый шаг в кабинет, рука его нырнула под плащ за пистолетом; то же быстро и одновременно сделали киборги Хиллари — а Этикет другой рукой сгреб Хаца со стула и швырнул вниз и назад, за себя; от боли и неожиданности у Хаца перехватило дыхание — как бинджа с размаху лапой двинул! Наверно, это и есть налоговый пресс!.. Выстрелы слитным грохотом ударили Хаца по ушам; он завизжал и зажмурился, в ужасе сжавшись в комок, — но грохот стих так же внезапно, как и начался.
Град керамических пуль с тяжелыми сердечниками превратил в хлам голову Маркета вместе с глазами, микрофонами, радаром и всем, что в ней было; две пули поразили батарею, а подключившийся было аварийный аккумулятор Кавалер прикончил последним, контрольным выстрелом в живот — как раз тогда Хац разжал было веки посмотреть, чем же все кончилось. Поэтому Хац выждал во тьме еще с полминуты.
— У меня поврежден пучок питания левой руки, — сдержанно пожаловалась Молния. — Не могу пользоваться рукой.
Хац тихо заскулил, глядя, как эйджа ощупывает простреленное плечо — и ни гримасы боли, ни кровинки, лишь какая-то мутная слизь вытекает из раны. И убитый на пороге так был похож на сломанную куклу, что Хаца пробирала знобящая жуть. Стонущий Хац, не вставая с колен, потянул Этикета за рукав:
— Офицер, сколько вам дать, чтобы вы ушли? Ну, сколько?..
— Наш киборг поврежден, — холодно ответил Этикет. — Теперь-то мы уж точно не уйдем и в покое вас не оставим. Кстати, этот… гость как-то странно постучал перед тем, как войти. Это похоже на условный сигнал. Вы ждали его прихода? вам известно, с какой целью он пришел?
Нависшее над Хацем мрачное лицо было неумолимо, а второй агент, переставший улыбаться, тоже глядел недобро, если не сказать — зловеще. Фанк с мафией связан, к нему ходят киборги, а полиция — хуже киборгов; по всему выходило, что надо сдаваться на милость агентов и валить все на Фанка.
Пакет, предназначенный Маркету, лежал на столе (заодно еще пара пакетов всплыла, от которых Хац отпирался всеми конечностями: «Не знаю, ничего не знаю и внутрь не заглядывал!»), а старший агент вновь с кем-то связывался по трэку:
— Алло, это отдел борьбы с кибер-преступностью? Срочно пришлите опергруппу в «Фанк Амара»; это пятая линия Эммерс в Северном. Мы нейтрализовали кибера, посланного мафией. И вот еще — ни в коем случае не ставьте в известность прессу и телевидение… Я не приказываю вам, но мой код допуска — JJRQ- 24-741; пожалуйста, проверьте и убедитесь, что я вправе отдавать такие распоряжения… очень хорошо, я жду ваших людей.