пожалуйста! Пожалуйста!

— Это решает Кэтрин. Это ведь ее квартира. Она, наверное, устала от нас.

— Нет, все в порядке. — Я пожимаю плечами. — Просто я снова хочу есть. И кино посмотреть тоже хочу.

Мы заказываем пиццу в ближайшем ресторане. Филиппа и я хотим внести какие-нибудь деньги, но Элис настаивает, что все оплатит сама.

Она уходит, и мы с Филиппой идем мыть тарелки.

— Она вовсе не такая плохая, — говорю я.

Филиппа опускает глаза и тщательно моет посуду.

— Она может быть очень милой и приятной.

— Да. — Я беру ее за локоть. — Но ты все равно считаешь ее гадиной.

Мне немного неловко говорить с Филиппой про Элис, все-таки Элис — моя близкая подруга, а с Филиппой мы только что встретились, но Филиппа такая откровенная и честная, и она мне очень нравится. Я доверяю ее мнению, и мне на самом деле интересно, что она скажет.

Филиппа вздыхает и вытирает руки, смотрит на меня и пожимает плечами:

— Мне все-таки кажется, что она немножко сумасшедшая. Она такая странная!

— Но она не всегда странная, — возражаю я. — Обычно она просто прекрасный человек. Ты даже не представляешь, какой щедрой и милой она может быть. Что же, мне прогнать ее?

— О… — Филиппа смотрит на меня и улыбается. С грустью и удивлением. — Наверное, ты права. Я не так добра, как ты, поэтому я бы ее прогнала. Прогнала и убежала подальше.

Честно говоря, я обеспокоена ее словами.

— Понимаешь, — начинаю я, — после смерти Рейчел я многое поняла. Сначала все были ко мне очень внимательны, не оставляли меня. Но через какое-то время у всех стали находиться свои дела. Был конец учебного года, начались всякие вечеринки… никто не хотел сидеть со мной в комнате и плакать. И никто не хотел, чтобы я приходила к ним на вечеринки. Я не обвиняю, никто не хочет переживать чужое горе, но ведь мне было очень плохо. А никого не было рядом. И теперь я думаю, что если ты — настоящий друг, то должен принимать своего друга таким, какой он есть, — и в горе, и в радости, и хорошим, и плохим.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. — Филиппа вытирает мойку. — Но не думаю, что надо дружить с теми, кто приносит в нашу жизнь негатив и боль. Я бы не стала. Но это же не значит, что ты должна делать то, что делаю я? Мы все разные, и все идем своей дорогой.

Наконец Элис возвращается, и мы сидим за кухонным столом и уплетаем пиццу. Робби приходит около восьми, сначала он очень холоден с Элис и слегка неодобрительно смотрит на меня и Филиппу. Но мы кормим его пиццей и весело болтаем, и в конце концов он оттаивает и тоже вступает в беседу. И Элис к нему очень внимательна и почти нежна.

Мы устали, гасим свет и идем в гостиную. Элис выбирает диск и ставит его в проигрыватель. Прежде чем включить, она поворачивается к нам.

— Я хочу вам кое-что сказать, пока мы не уснули. — Она тихо улыбается. — Хочу, чтобы вы это знали. — Она многозначительно смотрит на Филиппу, потом на Робби. — Между мной и Беном вчера ничего не было. Он уехал почти сразу после вас. Это чистая правда.

Робби отводит взгляд и старается подавить улыбку, но совершенно ясно, что он счастлив это слышать.

Элис продолжает:

— Но самое главное: я вчера вела себя ужасно и хочу извиниться перед всеми вами. Перед тобой, Кэтрин, перед тобой, Робби, но особенно перед тобой, Филиппа. Я вообще не понимаю, как могла такое натворить. Теперь я себя просто ненавижу. Вы все были так добры ко мне, и я не заслуживаю вашего прощения, но если вы все-таки меня простите, я буду просто счастлива.

— О, ради бога, — говорю я, надеясь, что тусклый свет скроет румянец на моих щеках. — Сядь и замолчи.

— Сяду, — смиренно соглашается она, и в ее голосе слышатся слезы. — Но я хотела сказать, что очень дорожу нашей дружбой. Вы и понятия не имеете, насколько. Вы и понятия не имеете.

Внутри было намного темнее, чем снаружи. Никакого освещения, кроме нити волшебных фонарей, свисающих с потолка, но они почти не давали света. Было так шумно, что стены вибрировали от смеха и гула. Рейчел и я стояли, держась за руки.

Карли уверенно шагнула вперед. Мы прошли за ней к большой ванне, наполненной льдом и банками пива и колы. Карли достала три банки пива и протянула нам с Рейчел.

— Чье это? — спросила я.

Карли покачала головой, показывая, что не слышит.

— Отсюда можно брать? — крикнула я.

Карли пожала плечами и огляделась.

— Не вижу никого, кто мог бы нас остановить, — крикнула она в ответ. — Пошли?

Карли вступила в толпу, которая танцевала перед сценой, и начала двигаться в такт музыке. Она подняла банку пива, отхлебнула, потом переложила ее в другую руку и помахала нам.

Рейчел вопросительно посмотрела на меня, но я покачала головой. Пока танцевать не хотелось. Мой приятель, скорее всего, был где-то тут, и я сначала хотела найти его. Потом я кивком головы показала Рейчел, что она может потанцевать и без меня.

Примерно так же, как при игре на фортепиано, Рейчел в танце забывалась. Она двигалась плавно и ритмично, совершенно в унисон с музыкой. Она посмотрела на меня с широкой счастливой улыбкой, и я засмеялась. Я выпила, чувствовала себя легкомысленной и веселой, кругом была толпа, гремела музыка. Я знала, что мой приятель будет так же рад мне, как и я ему.

Я прислонилась к стене, медленно потягивая пиво, хотя совсем не любила его, и наблюдала за Рейчел и Карли. Я как раз собиралась пройтись вокруг навеса, чтобы поискать своего приятеля, но тут он появился прямо передо мной.

Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой и покачал головой в знак неодобрения. Я улыбнулась, но никто из нас не сказал ни слова. Я уже чувствовала его запах — шоколада и немножко пота, и его губы были напротив моих.

Мы поцеловались и обнялись, потом посмотрели друг на друга, потом снова прижались. Мы были так рады тому, что увиделись, так возбуждены всей атмосферой и взаимным желанием, что никак не могли перестать улыбаться.

Я чувствовала все нараставшее возбуждение, я знала, что хочу быть с ним, хочу полностью принадлежать ему. Я была готова заняться с ним любовью. Не сегодня вечером, конечно, но в ближайшее время.

И теперь, когда я была рядом с ним, пиво показалось мне приятным, мне понравилось, что кругом темно — это успокаивало и настраивало на еще более романтичный лад. Я чувствовала себя уверенной и защищенной, и, несмотря на толпу, мне казалось, что мы одни.

Вечером я смотрю телевизор, свернувшись на диване и лениво щелкая пультом, но в дверь вдруг стучат.

Сначала я решаю, что это Элис, и задаюсь вопросом, что лучше — открыть дверь или притвориться, что меня нет дома. Я больше не сержусь на нее, просто устала, а ее бесконечная энергия утомит меня еще больше. Но потом я все-таки встаю, выключаю телевизор и, вздыхая, иду к двери.

Но там не Элис, там Робби. Он улыбается, в руках у него мороженое, горячий шоколад и пачка печенья.

— А я с подарками, — говорит он. — Смотри, сколько шоколада.

Я смеюсь и придерживаю дверь, чтобы он мог войти.

— Я хотел поговорить. — Робби так и стоит в дверном проеме и смущенно смотрит на меня. — Не возражаешь? Мы вчера так и не остались наедине, а мне хотелось о многом поговорить. Ну, о твоей сестре. И про Элис, конечно. — Он горько качает головой. — Но ты устала, наверное, поэтому я и купил горячий шоколад, чтобы тебя подбодрить. — Он замечает мою пижаму. — Ты уже спать собиралась, да? Извини. Я