подробности, пересказала состоявшийся между нею и общительным другом мистера Тачита разговор и заявила, что уверена – наконец-то заполучила то, из чего можно хоть что-то извлечь. Она немедленно отправится в Бедфордшир, как только получит от леди Пензл письмо – поступление сего документа мистер Бентлинг, можно сказать, гарантировал, – и, если Изабеллу интересуют ее впечатления, она, безусловно, найдет их на страницах «Интервьюера». Уж на этот раз Генриетте удастся познакомиться с частной жизнью англичан.

– Да знаешь ли ты, Генриетта Стэкпол, куда тебя несет? – спросила Изабелла, в точности повторяя интонацию, с которой ее подруга произнесла ту же фразу вчера.

– Еще бы. На высокий пост. На пост Королевы американской прессы. Я не я буду, если все наши газеты не перепечатают мое следующее письмо.

Она договорилась пойти с мисс Клаймер – с той самой молодой особой, которая была взыскана таким вниманием в Европе, а теперь покидала восточное полушарие, где ее по крайней мере оценили по заслугам, – за прощальными покупками и, не мешкая, отбыла на Джермин-стрит. Не успела она уйти, как слуга доложил о Ральфе Тачите, и, едва тот вошел, Изабелла по выражению его лица догадалась, что он чем-то удручен. Ральф почти сразу объяснил кузине, в чем дело: от матери пришла телеграмма, сообщавшая, что с отцом приключился тяжелый приступ его давнишней болезни; она крайне обеспокоена и просит Ральфа немедленно вернуться в Гарденкорт. Во всяком случае, в данных обстоятельствах любовь миссис Тачит к телеграфу не давала повода для возражений.

– Я решил первым делом снестись с сэром Мэтью Хоупом, крупнейшим лондонским врачом, – сказал Ральф. – К счастью, он оказался в городе. Он назначил мне прийти в половине первого, и я буду просить его поехать в Гарденкорт, в чем он, конечно, не откажет, – он уже не раз пользовал отца и в Лондоне, и там. Я отправлюсь скорым поездом в два сорок пять. А вы – как пожелаете – хотите, едем вместе, хотите, останьтесь здесь еще на несколько дней.

– Я, разумеется, поеду с вами, – ответила Изабелла. – Не знаю, смогу ли я быть чем-нибудь полезной дяде, но, если он болен, я хочу быть рядом с ним.

– Стало быть, вы полюбили его, – сказал Ральф, и лицо его осветилось тихой радостью. – Вы оценили его по достоинству, а это мало кто сумел сделать. Слишком он тонкий человек.

– Я просто его боготворю, – сказала Изабелла, помолчав.

– Как это хорошо! Мой отец самый горячий ваш поклонник, если не считать его сына.

Изабелла с удовольствием выслушала эти уверения и втайне облегченно вздохнула при мысли, что мистер Тачит принадлежит к числу тех ее поклонников, которые не станут претендовать на ее руку и сердце. Однако вслух она этого не сказала, а объяснила Ральфу, что есть еще ряд причин, побуждающих ее поспешить с отъездом из Лондона. Город ее утомил, и у нее нет охоты оставаться тут, к тому же и Генриетта собирается уехать – собирается погостить в Бедфордшире.

– В Бедфордшире?

– У леди Пензл, сестры мистера Бентлинга, – он попросил ее прислать приглашение.

Несмотря на всю свою тревогу, Ральф не смог удержаться от смеха. Но внезапно снова принял серьезный вид.

– Бентлингу не откажешь в храбрости. А что если приглашение затеряется в пути?

– Но британская почта, кажется, безупречна.

– И на солнце есть пятна, – сказал Ральф. – Впрочем, – продолжал он чуть веселее, – на Бентлинге их нет, и, что бы ни случилось, он позаботится о Генриетте.

Ральф ушел на прием к сэру Мэтью Хоупу, а Изабелла принялась собираться к отъезду. Опасный недуг дяди сильно ее встревожил; она стояла у раскрытого чемодана и растерянно оглядывала комнату, соображая, что следует уложить в него, а глаза ее то и дело наполнялись слезами. Пожалуй, именно поэтому в два часа, когда вернулся Ральф, чтобы везти ее на вокзал, она еще не была готова. В гостиной Ральф застал мисс Стэкпол, которая только что кончила завтракать, и эта леди не замедлила выразить ему свое сочувствие по поводу болезни его отца.

– Такой великолепный старик! – воскликнула она. – Верен себе до конца. И если это конец – простите, что я так прямо говорю, но вы, несомненно, не раз уже думали о таком исходе, – мне бесконечно жаль, что я буду вдали от Гарденкорта.

– Вам будет куда веселее в Бедфордшире.

– Какое веселье в таких обстоятельствах, – как и приличествовало, сказала Генриетта, но тут же добавила: – Как жаль, что я не смогу запечатлеть эти прощальные минуты.

– Мой отец, дай бог, еще поживет, – только и сказал на это Ральф и, тут же перейдя к более радужным предметам, осведомился у мисс Стэкпол, каковы ее планы на будущее.

Теперь, когда на Ральфа свалилась беда, Генриетта сочла возможным сменить гнев на милость и выразила ему признательность за то, что он познакомил ее с мистером Бентлингом.

– Он рассказал мне именно то, что я хотела узнать, – заявила она.

– Рассказал о всех здешних обычаях, о королевской семье. Не уверена, что его рассказы делают ей честь, но, как говорит мистер Бентлинг, у меня на такие вещи своеобразный взгляд. Пусть так. Мне бы только получить от него факты. Были бы факты, а уж связать их я и сама сумею.

И она добавила, что мистер Бентлинг любезно обещал вывезти ее вечером в свет.

– Куда именно? – осмелился спросить Ральф.

– В Букингемский дворец.[54] Он хочет показать мне дворец, чтобы я получила представление, как они там живут.

– Ну, мы оставляем вас в хороших руках и, наверно, в ближайшее время услышим, что вы приглашены в Виндзор,[55] – сказал Ральф.

– Что ж, я непременно пойду, если меня позовут. Страшен только первый шаг, а там уже я не боюсь. Но все-таки, – добавила Генриетта, – не могу сказать, чтобы я всем была довольна. Мне очень тревожно за Изабеллу.