роман перевели с похвальной быстротой – правда, с какой мерой точности, мы не беремся сказать, хотя полагаем, что выполненный под наблюдением автора перевод этот должен быть вполне удовлетворительным. Трудно представить себе более удачный момент для появления – по крайней мере вне России – русского романа. В качестве piece de circonstance[202] более ко времени был бы разве что турецкий роман.[203] Возможно, на родине г. Тургенева бряцание оружием до некоторой степени притупило слух общества к голосу художника, у нас же, беспристрастно, но с живым интересом следящих за происходящими на Востоке событиями, автор романа, надо думать, легко убедится, что неизменное к нему внимание в данных обстоятельствах лишь обострилось. Россия с ее намерениями, стремлениями, возможностями и национальными особенностями являет собой грандиозное зрелище, и литературная деятельность г. Тургенева составляет его неотъемлемую часть. Это тем более важно, что сюжет его нового романа отражает одну из сторон жизни русского общества, о которой мы немало наслышаны и которая, пожалуй, особенно возбуждает наше любопытство. До иностранцев доходят смутные известия о существовании «тайных обществ» в России, и кое-кто даже питает уверенность, что их революционная деятельность вызывает значительные затруднения внутри страны и препятствует царскому правительству продолжать свои посягательства на чужие земли. Одно из таких тайных обществ и представлено г. Тургеневым в его новом романе, хотя, следует сразу оговориться, что тот кружок, который он выводит, вряд ли способен вызвать серьезные опасения у властей предержащих. Оттого ли это, что тургеневскому таланту вообще свойственно выставлять в ироническом свете все, чего бы он ни касался – даже в какой-то мере и тогда, когда речь идет о предмете глубоко ему симпатичном, – и живо подмечать в человеческих усилиях их смешные, беспомощные и бесплодные черты, или же оттого, что революционная пропаганда в России на самом деле ведется грубовато, ребячливо, бестолково и потому, так сказать, не имеет веса, во всяком случае, несомненно одно: Нежданов и Маркелов, Остродумов и Машурина, даже Марианна и Соломин оставляют не столько грозное, сколько трогательное и грустное впечатление и даже, добавим, чуть-чуть забавное. Иван Тургенев, как ни один другой писатель, умеет выбрать сюжет: он никогда не пишет на избитые, заезженные темы и неизменно проводит такую donnee,[204] которая сообщает что-то важное и открывает что-то новое. И в последнем романе проявился этот его замечательный дар – проявился намного сильнее, чем если бы, идя на поводу у сюжета, он создал бы повествование о тайнах и неожиданностях, покушениях и побегах. Тургенев, как всегда, подошел к своей теме с нравственной и психологической стороны, углубившись в исследование характеров. Оставив без внимания тривиальные преимущества подобной темы, он мастерски разработал другие – куда более тонкие. Мудрость его позиции сказалась в глубоком понимании того, что подпольное движение, которое он изображает, дает исключительные возможности для раскрытия характеров, что оно непременно заключает в себе семена острой психологической драмы. Столкновение различных натур, вступивших в союз ради служения общему идеалу – идеалу особенно притягательному для юных сердец с их благородными порывами и «полузнанием», которое столь опасно,[205] – вот в двух словах основное содержание романа «Новь».

В этом романе изображена та часть «молодого поколения», с которой мы уже бегло познакомились в «Отцах и детях» и которая нашла столь яркое воплощение в образе «нигилиста» Базарова; эти вольнолюбивые молодые люди, не имея возможности открыто провозгласить убеждения, расходуют весь пыл на бесплодные действия, в равной доле сочетающие в себе мальчишество и героизм. В центре повествования – молодой человек по фамилии Нежданов, избранный главным персонажем, скорее всего, потому, что, подобно всем тургеневским главным персонажам, может служить превосходной мишенью иронии. Герои Тургенева не являются героями в прямом смысле слова; это богатые по содержанию, но слабые люди, которым отводится роль неудачников, и в игре, называемой жизнью, они неизменно остаются в проигрыше. Что касается героического, то в лучшем случае оно воплощено в какой-нибудь второстепенной фигуре, чья скромная добросовестность помогает сатирически оттенить других действующих лиц. О пристрастии Тургенева к неудачникам, к проигравшим в жизненной игре, о том, как полно он видит их и как досконально знает, можно было бы многое сказать; в глазах иностранных читателей этот тип усилиями Тургенева стал русским par excellence.[206] Возможно, это не совсем так, однако полагаем, что подобная категория людей по крайней мере весьма характерна для России, хотя вряд ли все они столь интересны, какими их сделало искусство Тургенева. Под его пером они стали интересны главным образом потому, что благодаря тонкой и сложной душевной организации, благодаря тому стремлению к «самоуглублению», которым он наделяет всех русских, за исключением лишь круглых дураков и завзятых сумасбродов, они остро осознают свою ущербность. Главный герой Тургенева – почти всегда человек, попавший – как правило, хотя и не по своей вине, – в ложное положение, и в силу превратностей судьбы его попытки найти выход только ухудшают дело. Разительный пример тому – молодой Нежданов, побочный сын дворянина, не признаваемый законной семьей отца; подталкиваемый недовольством, подавленным негодованием и смутными надеждами, он попадает в водоворот подпольных «левых» течений, но роковым образом оказывается брезгливцем, скептиком, «эстетиком» – словом, более аристократом, нежели любой из тех чистокровных аристократов, против которых решил вступить в борьбу. Ему не дано веры, и его постоянно тяготит несогласие с сообщниками, которым это чувство в высшей степени свойственно («верящие», которые окружают Нежданова, мастерски выписаны Тургеневым). Нежданов поступает домашним учителем в семью некоего Сипягина, умеренного либерала благонадежного толка, чьим идеалом в поведении, одежде и манерах является английский помещик, джентльмен с изрядным состоянием, парламентской выучкой и «прогрессивными» взглядами. Противопоставление страстного горения четырех молодых революционеров учтивому, снисходительному радению о прогрессе этого благоденствующего барина, который рядится в свое вольнолюбие, как в какой-нибудь мундир или фрак, играет в романе существенную роль. В доме Сипягина живет его племянница Марианна Синецкая, которая вместе с Неждановым выступает как промежуточное звено между светским обществом и горсткой революционеров. Тургеневские девушки всегда необычны, и образ этого поразительного юного существа – дворянки по происхождению, но пламенной демократки по духу и убеждениям – пожалуй, одна из наибольших удач в романе «Новь». Как все тургеневские героини, Марианна очень своеобразна и очень жизненна; портрет ее сделан отнюдь не пастелью. Она коротко стрижет волосы, поступает по собственному разумению и, конечно, живя под одной крышей с Неждановым, репетитором ее маленького кузена, сразу обнаруживает, что тот связан с революционерами, после чего, можно сказать, влюбляется в него. Мы говорим «конечно», хотя, по сути, события в романах Тургенева никогда не следуют избитым, обычным путем; у них всегда более сложная внутренняя логика – свой особый «изгиб». Марианна и Нежданов обмениваются мыслями и нежными признаниями, они очень нравятся друг другу, сближаются и тайно беседуют по ночам. В конце концов они сговариваются бежать из сипягинского дома и посвятить себя революционной деятельности; и вот, наивные создания, они отправляются в путь рука об руку, как брат и сестра, и находят приют у некоего Соломина, тоже радикала, но человека уравновешенного, практического склада, умеющего выжидать. (Соломин превосходно выписан автором.) Есть что-то необычайно чистое и характерное для Тургенева в этой целомудренности двух молодых существ. Они ринулись в погоню за химерами, не имея ни малейшего представления, что и как собираются делать, и при этом деликатность их чувств так велика, что они даже не стремятся обладать друг другом и в минуты нежнейшего epanchement[207] только страстно пожимают друг другу руку, словно присягающие на верность товарищи.

Есть в романе еще один молодой человек по фамилии Маркелов – характер, полностью противоположный Нежданову, революционер, чей кругозор узок, чья вера безгранична, так что в своем отношении к существующей власти и устоям он подобен выпущенному из пушки снаряду. Этот угрюмый, сумрачный, невзрачный, но непоколебимый и безоглядно-последовательный радикал производит скорее трагическое впечатление. Непоследователен Маркелов только в одном – он влюблен в Марианну и поэтому оказывается соперником более молодого, более привлекательного и располагающего к себе Нежданова. Лучшая сцена в романе – та, когда во время ночной поездки в тряском тарантасе Маркелов дает волю своей ревности к Нежданову, с которым связан служением общему делу. Разумеется, каждый мало-мальски вдумчивый читатель Тургенева знает, что русские, какими он их рисует, резко отличаются по многим чертам от других, ближе знакомых нам, народов, тем не менее мы не встречали у него эпизода, в котором это