четырех кур и положила в морозильник, так что он и не догадается.
Ногти матери становились все длиннее, скоро их придется обрезать.
– Я думаю, у Тома интрижка. Но я ничего и сказать-то не могу, потому что рискую ошибиться. Я бы тогда выглядела дурой набитой. – Она поколебалась. – А знаешь, с кем, я думаю, он крутит шашни? С Лаурой.
Лаура. Это имя застряло у нее в горле.
– У папы было что-то в этом роде?
Мать Чарли никак не реагировала.
– А что ты имела в виду, мама, в понедельник, когда сказала: «Смертельная ложь»? Так это вроде бы прозвучало.
Послышалось хрипящее дыхание, непохожее на обычное. Мать дрожала, и пот струился по ее лицу.
– Что такое, мама? С тобой все в порядке?
За окном прокричал ребенок, а потом оттуда донесся взрыв музыки из слишком громкого радиоприемника в машине. Ее кремовое габардиновое платье слишком ей жало и липло к коже. Здесь внутри всегда было как в теплице, и летом, и зимой.
– Я хотела бы поговорить с тобой, мама, как мы привыкли. Мне так много нужно узнать от тебя, посоветоваться. Мне ведь больше некого спросить. – Она снова помолчала. – А Гораций держится молодцом. Моя золотая рыбка. Помнишь его? Ему сейчас одиннадцать лет. Том выиграл его на ярмарке за стрельбу по шарикам от пинг-понга. Гораций был тогда в крошечном пластиковом мешочке, нам и в голову не приходило, что он у нас приживется, не говоря уже о том, что проживет целых одиннадцать лет. – Чарли искала в лице матери хоть какой-то проблеск понимания, но так ничего и не увидела. Чарли нежно погладила ее руку. – Забавно, даже бессловесная рыбка в аквариуме может стать другом.
– Правда, – внезапно сказала ее мать. – Возвращайся.
Чарли испуганно взглянула на нее, но мать снова апатично смотрела перед собой.
– «Правда», мам, да? «Возвращайся»?
Мать никак не реагировала.
– Что ты имеешь в виду под
Ничего. Чарли прислушалась к уличному движению за окном. В соседней комнате зазвонил телефон. Мать все еще дрожала.
– Я помогала вчера на благотворительной распродаже в притворе церкви Элмвуда. Там есть одна старая дама с нашей улицы, Виола Леттерс. Это такое устаревшее имя, Виола, ведь правда же? Она вовсю втягивает меня в местное общество. Этакая миленькая старая клюшка. Она давным-давно овдовела, у нее тоже нет детей. Ты ведь тоже давно овдовела, разве не так? Тебе не хотелось снова выйти замуж? Я не мешала тебе в этом?
Чарли все болтала и болтала, стараясь, хоть у нее и было тяжело на сердце, говорить весело о вечеринке, на которую они собирались пойти в субботу, о том, какие цвета они подобрали для некоторых комнат, и о коврах, которые собирались присмотреть. Они полагали, что голые деревянные доски пола по обе стороны ковра в спальне более органичны для дома, чем ковровое покрытие от стены до стены.
Мать больше не издавала ни звука, и постепенно, в течение следующих двух часов, ее дрожь утихла. Она по-прежнему бессмысленно смотрела перед собой, когда Чарли, уходя, послала ей от двери прощальный, полный надежды воздушный поцелуй.
– Том, а если бы я захотела установить, кто мои настоящие родители, то какова формальная процедура?
Том, одетый как на службе: в рубашку в полоску, расстегнутую у воротничка и с закатанными манжетами – без интереса копался в чашке с салатом, облокотившись на кухонный столик. Он приподнял вилку, полную индийской фасоли и побегов люцерны, и в сомнении уставился на нее.
– Я и не думал, что ты интересуешься своим происхождением.
Легкий ветерок прилетел сквозь открытые окна вместе с щебетанием поздней пташки. Чарли проткнула пару упаковок с тестом.
– Я привыкла об этом не думать, но теперь немного заинтересовалась. Думаю, если мы и в самом деле заведем детей, то им не помешало бы знать свою родословную.
– Твои родители умерли.
Она сказала с полным еды ртом:
– Могли остаться всякие тети и дяди.
Он прожевал салат и скривил физиономию.
– Бог мой, от люцерны так и несет старым мешком. – На коже Тома виднелся бледноватый налет лондонской пыли, который не смывался при небрежном умывании из холодного крана. Он выглядел усталым и нервным. Так же чувствовала себя и она. – Чарли, детей усыновляют чаще всего потому, что не существует родственников, которые могли или хотели бы позаботиться о ребенке.
– Так я же не говорю, что собираюсь вступать в родственные отношения. Мне просто хотелось бы знать. Ведь не плод же я одиночного пересыпа или чего-нибудь подобного. Мои родители были женаты.
– Твоя мать умерла во время родов, а отец умер от разрыва сердца. Так?
– Да, так мне всегда рассказывала мама.
– По всей вероятности, он умер от чего-то еще. – Том нахмурился. – Иначе откуда бы твоя приемная мать могла узнать это?
– То, что он умер от разрыва сердца? – Чарли пожала плечами. – Понятия не имею. Я никогда не думала об этом.
– Тебя же удочерили через несколько дней после твоего рождения, ведь так?
– Ну да.
– Люди, которые умирают от разрыва сердца, умирают не мгновенно. И приемные родители обычно не поддерживают отношений с настоящими родителями.
– Но у него мог быть сердечный приступ или что-нибудь еще, – сказала Чарли.
– А приемная мать никогда не рассказывала тебе о родителях?
– Да не вполне. Ну, что они были молодыми, что женаты были совсем недолго, около года.
Она отпила немного вина, но от него только почувствовала тошноту.
– Ты знаешь, как их звали?
– Нет.
– А больницу, в которой ты родилась?
– Нет. – В глазах Чарли возникла ее приемная мать, трясущаяся на койке.
– Если у них была распространенная фамилия, это может оказаться очень трудно. Я-то знаю, что на поиск уходят целые годы… Да и обойдется он в целое состояние.
– Так какова же процедура? – спросила она.
Ее голос прозвучал не громче шепота.
– Ты должна обратиться за оригиналом твоего свидетельства о рождении в дом Святой Екатерины в Лондоне.
– Это долгий процесс? – казалось, это произнес кто-то другой.
Ложь о смерти ее родителей? Не это ли пыталась сказать ей ее приемная мать? Что она, мол, солгала насчет их смерти?
Чарли вспомнила, как задрожала мать, когда она в первый раз рассказала, что они собираются переезжать?
Или из-за того,
Куда?!
Жирный гамбургер проскользнул мимо, испуская из своего брюха, словно из открытой
