повториться.

— А кто были те джентльмены, кому вас представила моя мать?

— Честное слово, я уже забыл, — рассмеялся Ньюмен. — Мне все здесь кажутся на одно лицо.

— Полагаю, что они вас не забыли, — проговорил маркиз и начал торжественный обход комнат.

Чтобы не отстать от него в толпе, Ньюмен взял маркиза под руку, после чего тот некоторое время шагал молча и смотрел прямо перед собой. Постепенно они дошли до последней из комнат, в которых проходил прием. Здесь Ньюмен увидел даму чудовищных размеров, она восседала в весьма основательном кресле, и перед ней полукругом стояла группа людей. Когда маркиз приблизился, группа расступилась, а месье де Беллегард сделал шаг вперед и раболепно застыл, поднеся к губам шляпу. Ньюмену доводилось видеть джентльменов, принимающих такую же позу в церкви, когда они входили в свою ложу. Дама и впрямь имела большое сходство с выставленным для поклонения божком. Она была неправдоподобно монументальна и величаво невозмутима. В ее облике Ньюмену почудилось что-то даже устрашающее: тройной подбородок, пронизывающие насквозь заплывшие глазки, огромная грудь в глубоком декольте, тиара из покачивающихся перьев и сверкающих драгоценных камней, необъятный ворох пышных шелковых юбок — все это повергло его в трепет. Вид этой удивительной особы и окружающих ее почитателей напомнил Ньюмену, как на ярмарках выставляют на обозрение «самую толстую женщину на свете». Она вонзила в подошедших свои маленькие немигающие глазки.

— Дорогая герцогиня, — произнес маркиз, — разрешите представить вам нашего хорошего друга, о котором мы вам уже говорили. Желая познакомить с мистером Ньюменом тех, чьим мнением дорожу, мог ли я не начать с вас?

— Чрезвычайно приятно, мой друг, чрезвычайно приятно, месье, — сказала герцогиня, и хотя голос у нее был тонкий и пронзительный, я не решился бы назвать его неблагозвучным. Ньюмен отвесил приличествующий случаю почтительный поклон.

— Я сегодня затем и приехала, чтобы посмотреть на месье. Надеюсь, месье оценит, на что я ради него пошла. Достаточно только взглянуть на меня, сэр, — продолжала она, окидывая собственную персону красноречивым взором.

Ньюмен молчал, не находясь с ответом, хотя, судя по всему, раз герцогиня сама подшучивала над своей мощной фигурой, ей можно было говорить что угодно. Услышав, что она приехала ради того, чтобы познакомиться с Ньюменом, стоявшие вокруг джентльмены сразу слегка повернули головы и устремили на него взгляды, исполненные благосклонного любопытства. Маркиз с поистине сверхъестественной серьезностью представил Ньюмену каждого из них, и каждый по мере того, как произносили его имя, раскланивался; все они принадлежали к тем, кого во Франции именуют beaux noms.[114]

— Я очень хотела познакомиться с вами, — снова сказала герцогиня. — C’est positif![115] Прежде всего я обожаю ту, на ком вы собираетесь жениться, это самое очаровательное создание во всей Франции. Смотрите, обращайтесь с ней хорошо, не то вы обо мне услышите. Правда, с виду вы человек добрый. Мне говорили, что вы — фигура необычная. Чего только я о вас не наслышалась. Да, да! Это все правда?

— Не знаю, что вам рассказывали, — ответил Ньюмен.

— О, о вас ходят легенды. Мне говорили, что карьера у вас была очень переменчивая, очень bizzare.[116] Кажется, десять лет назад вы основали на вашем Западе целый город, где проживает сейчас миллион человек? Или полмиллиона? И вы — единственный владелец этого процветающего поселения и посему сказочно богаты. И станете еще богаче, если только не будете дарить дома и земли без всякой выплаты ренты всем, кто обязуется не брать в рот сигары. И, как нам сказали, вас через три года сделают президентом Америки.

Герцогиня поведала эту престранную «легенду» гладко и бесстрастно, и Ньюмену подумалось, что все это прозвучало так, словно знаменитая старая актриса прочла отрывок из комической пьесы. Не успела герцогиня закончить, как наш герой разразился громким неудержимым смехом.

— Дорогая герцогиня, дорогая герцогиня, — забормотал извиняющимся тоном маркиз.

К дверям комнаты сразу подошли несколько гостей посмотреть, кто позволяет себе смеяться над герцогиней. А та продолжала свой монолог тихо, спокойно и уверенно — будучи герцогиней, она не сомневалась, что ее слушают, а старушечья любовь поболтать делала эту великаншу безразличной к мнению окружающих.

— Нет, я вижу, вы человек очень примечательный. Иначе вы не смогли бы расположить к себе нашего доброго маркиза и его достойную матушку. Их милость не всякому удается заслужить, это люди требовательные. Я вот и сама не уверена, пользуюсь ли сейчас их расположением. Что скажете, Беллегард? Ведь теперь я знаю: чтобы вам понравиться, надо быть американским миллионером. Но главная ваша победа, дорогой сэр, — это то, что вы угодили графине. Она же разборчива, как сказочная принцесса! Просто чудо, что вы ее завоевали! В чем ваш секрет? Конечно, я не жду, что вы откроете его перед всеми этими господами, но заезжайте как-нибудь ко мне и явите ваши таланты.

— Секрет не мой, а мадам де Сентре, — ответил Ньюмен. — А заключается он в ее необычайном милосердии. Словом, о нем надо спросить у нее самой.

— Хорошо сказано! — воскликнула герцогиня. — Премило для начала. Как, Беллегард? Вы уже уводите месье?

— Я обязан выполнить свою роль, дорогой друг, — ответил маркиз, показывая рукой на других гостей.

— О, я знаю, какой вы усердный хозяин. Ну что ж, мое желание исполнилось, я познакомилась с месье. Он — умница! И пусть не возражает — так и есть. Прощайте!

Следуя за маркизом в другую комнату, Ньюмен спросил, чем знаменита эта герцогиня.

— Влиятельнейшая дама во Франции, — ответил Беллегард.

Затем он представил своего будущего зятя по меньшей мере двадцати персонам обоего пола, отбирая их, по-видимому, по тому, насколько в них проявлялся аристократизм. В одних случаях на лицах тех особ, с кем знакомили Ньюмена, было ясно написано, что они принадлежат к высшей касте, часто же он догадывался об этой принадлежности лишь благодаря кратким, но выразительным характеристикам, которые давал им хозяин дома. Среди его новых знакомцев были мужчины, как крупные и величавые, так и мелкие, суетливые, были дамы некрасивые, в пожелтевших кружевах и сомнительных драгоценностях, но встречались и прехорошенькие, чьи белоснежные плечи не прикрывали ни драгоценности, ни что-либо другое. Все свидетельствовали Ньюмену свой искренний интерес, все одаривали его улыбками и заверяли, что очень рады познакомиться, и каждый глядел на него с той мягкой твердостью людей из хорошего общества, которая дает понять, что руку вам протянут, но пальцы, сжимающие монету, не разожмут. Если маркиз, обходя комнаты, напоминал проводника с медведем, а все происходящее перекликалось с сюжетом сказки о Красавице и Чудовище, то следует заметить, что присутствующие, по-видимому, находили медведя вполне схожим с представителями человеческого рода. Самому Ньюмену казалось, что его знакомство с друзьями маркиза было обставлено «очень приятно», другого слова он подыскать не мог. Приятно было, что ему оказывали столько откровенного внимания, приятно было слышать из уст, над которыми красовались заботливо подстриженные усы, отточенные, приправленные юмором любезности, приятно было замечать, как умные француженки — а Ньюмену все они казались умными — поворачиваются спиной к партнерам, чтобы получше разглядеть этого странного американца, за которого собралась замуж Клэр де Сентре, и награждают экспонат чарующими улыбками. Но вот, отвернувшись от парада улыбок и других знаков внимания, Ньюмен поймал на себе тяжелый взгляд маркиза и сразу спохватился. «А не строю ли я из себя дурака, — пришло ему на ум, — может, я разгуливаю здесь, как терьер на задних лапах?» Тут он заметил в другом конце комнаты миссис Тристрам, расстался с месье де Беллегардом и начал пробираться к ней.

— Как по-вашему, я не слишком запрокидываю голову? — спросил он свою приятельницу. — Вам не кажется, что у меня под подбородком виден замок от поводка?

— Мне кажется, вы, как все счастливые люди, выглядите очень смешно, — ответила миссис Тристрам. — Не более и не менее смешно, чем другие счастливцы. Я минут десять наблюдала за вами и за маркизом де Беллегардом. Ему все это в тягость.

— Тем паче надо быть ему благодарным — взявшись за дело, он довел его до конца, — ответил Ньюмен. — Однако пора и честь знать. Больше не стану его обременять. Но вы правы — я страшно