— И мы, разумеется, с ним согласимся, — сказал Урбан.

— Не согласиться с мнением мадам де Сентре было бы весьма неразумно.

— Поехали, Урбан, поехали, — заторопила мужа мадам де Беллегард. — Мне пора к портному.

Старая дама так и стояла, положив руку на руку дочери и пристально глядя на нее. Тихо вздохнув, она пробормотала:

— Нет, этого я все же не ждала! Вам очень повезло, — обернулась она к Ньюмену, кивая в подтверждение своих слов.

— О, понимаю! — отозвался тот. — Я горд как не знаю кто! Готов кричать с крыши или останавливать всех встречных на улице, чтобы сообщить им о своем счастье.

Мадам де Беллегард поджала губы.

— Нет уж, пожалуйста, воздержитесь! — сказала она.

— Чем больше народу узнает, тем лучше, — заявил Ньюмен. — Здесь я еще никому объявить не успел, а в Америку утром дал телеграммы.

— Телеграммы? В Америку? — переспросила старая маркиза.

— В Нью-Йорк, в Сент-Луис и в Сан-Франциско — самые важные для меня города. А завтра сообщу моим здешним друзьям.

— И много их у вас здесь? — вопрос был задан тоном, язвительность которого Ньюмен, боюсь, не совсем сумел уловить.

— Хватает. В рукопожатиях и поздравлениях недостатка не будет. Тем более, — добавил он, — если прибавить те, что я получу от ваших друзей.

— Ну эти-то обойдутся без телеграмм, — обронила маркиза, выходя из комнаты.

Маркиз де Беллегард, жена которого уже унеслась воображением к портному и била шелковыми крылышками в стремлении затмить всех, попрощался с Ньюменом за руку и произнес более, чем когда-либо, убедительно:

— Можете на меня рассчитывать, — и, влекомый женой, удалился.

Валентин перевел глаза с сестры на нашего героя:

— Надеюсь, вы все серьезно обдумали?

Мадам де Сентре улыбнулась.

— Мы, конечно, не обладаем столь глубоким умом и не столь серьезны, как вы, братец, но все же обдумали, что смогли.

— Поверьте, я очень высоко ставлю вас обоих, — продолжал Валентин. — Вы оба удивительные люди. Но все же я не удовлетворен. Вам бы остаться в небольшой, но достойнейшей группе лиц — в узком кругу избранных, не сочетающихся браком! Редкие души! Соль земли! Не желаю никого оскорбить: и среди вступающих в брак можно встретить людей вполне достойных.

— Валентин придерживается мнения, что женщины должны вступать в брак, а мужчины — нет, — сказала мадам де Сентре. — Не знаю, как у него сходятся концы с концами.

— Они сходятся на том, что я обожаю тебя, сестра! — пылко вскричал Валентин. — До свидания.

— Лучше бы вы обожали кого-нибудь, на ком могли бы жениться, — заметил Ньюмен. — Я это еще устрою, дайте срок. Дайте срок — и я превращусь в ярого проповедника брака.

Уже в дверях Валентин на секунду обернулся, и лицо его стало серьезным:

— Я и обожаю одну особу, но жениться на ней, увы, не могу, — сказал он, опустил портьеру и ушел.

— Наши новости им не понравились, — заметил Ньюмен, оставшись наедине с мадам де Сентре.

— Да, — согласилась она, — не понравились.

— Ну а вам разве не все равно?

— Нет, — помолчав, сказала она.

— Напрасно.

— Ничего не могу поделать. Я бы предпочла, чтобы матушка обрадовалась.

— Объясните мне, ради всего святого! — воскликнул Ньюмен. — Почему ей это не нравится? Она же разрешила вам выйти за меня.

— Совершенно верно. Я тоже не понимаю. И однако, мне вовсе не «все равно», как вы выражаетесь. Можете считать меня суеверной.

— Придется, если вы, не дай Бог, поддадитесь вашим страхам. Но я отнесусь к этому как к досадному осложнению.

— Я оставлю свои страхи при себе, — сказала мадам де Сентре. — Не буду вам досаждать.

Они заговорили о свадьбе, и мадам де Сентре беспрекословно согласилась с Ньюменом, что день надо назначить как можно скорее.

Телеграммы Ньюмена вызвали большой интерес. В ответ на свои три отправленные по проводам депеши он получил целых восемь поздравлений. Он спрятал их в бумажник и, когда в следующий раз появился у старой мадам де Беллегард, достал и показал ей. Надо признаться, похвалялся он ими не без легкого злорадства — предоставим читателю самому судить, насколько это было оправданно. Ньюмен чувствовал, что его телеграммы раздражают маркизу, хотя не мог найти достаточно убедительных объяснений почему. Мадам де Сентре, напротив, телеграммы понравились, и, так как большинство из них носило шутливый характер, она от души смеялась над поздравлениями и расспрашивала Ньюмена, что представляют собой их авторы. Ньюмен, добившись победы, испытывал непреодолимое желание огласить ее на весь свет. Он подозревал — нет, был вполне уверен, — что Беллегарды замалчивают его триумф, не вынося его за пределы узкого круга, и тешил себя мыслью, что, стоит ему захотеть, он, по его выражению, раструбит об этом на весь мир. Быть непризнанным никому не нравится, и все же Ньюмен если и не был обрадован, то и не слишком скорбел из-за поведения Беллегардов. Поэтому обидой на них он не мог объяснить свое чуть ли не воинственное стремление широко возвестить всем о переполнявшем его счастье. Им двигало нечто другое. Ему хотелось, чтобы старая маркиза и ее сын наконец оценили его, и он не знал, будет ли у него для этого другая возможность. Все прошедшие шесть месяцев у него было ощущение, что, глядя на него, Беллегарды смотрят поверх его головы, и он вознамерился доставить себе удовольствие и сделать такой жест, которого они не смогут не удостоить вниманием.

— Словно при мне слишком медленно наливают из бутылки вино — она никак не опустошается, — жаловался он миссис Тристрам. — Так и хочется подтолкнуть их под локоть, чтобы бутылка разом опустела.

В ответ на это миссис Тристрам посоветовала ему не обращать на Беллегардов внимания, пусть их делают все на свой манер.

— Вы не должны судить их слишком строго, — сказала она. — Вполне естественно, что они сейчас тянут. По их понятиям, они допустили вас в свой круг уже тем, что разрешили домогаться руки графини. Однако они лишены воображения и не могли представить, как все будет выглядеть в будущем, и теперь им надо привыкать к вам заново. Но они люди слова и поступят как положено.

Ньюмен прищурился и некоторое время сидел, погрузившись в размышления.

— Я на них не сержусь, — сказал он наконец, — и в доказательство приглашу их всех на пир.

— На пир?

— Вот вы всю зиму насмехались над моими раззолоченными покоями, а я докажу, что они мне весьма кстати. Я устрою бал! А что еще можно придумать в Париже? Я приглашу лучших певцов из оперы и лучших артистов из «Комеди Франсез» и закачу концерт!

— А кого вы собираетесь пригласить?

— Ну, прежде всего вас. Затем старую маркизу с сыном. Затем всех ее друзей, кого я хоть раз встречал у нее в доме или где-нибудь еще, всех графов и герцогов с их женами, всех, кто проявил ко мне хоть малейшее внимание. Ну и всех без исключения моих друзей — мисс Китти Апджон, мисс Дору Финч и прочих. И каждому сообщу, по какому случаю праздник — в честь моей помолвки с графиней де Сентре. Как вы находите эту мысль?

— Убийственной! — воскликнула миссис Тристрам и тут же добавила: — И восхитительной!

На следующий же вечер Ньюмен отправился в салон мадам де Беллегард, где застал ее в окружении всех ее детей, и попросил старую маркизу оказать честь его бедному жилищу и пожаловать к нему в гости через две недели.