– Да… – и подошел к моему письменному столу. – Простите, господин премьер-министр, но мы думаем, вам надо немного поработать с нашим дантистом.
– Поработать с дантистом? Для чего?
– Для того, чтобы чуть выправить зубы, только и всего. Люди, то есть избиратели, всегда обращают на это внимание. Вспомните, например, чудесное превращение Гарольда Вильсона
Мы наконец-то продолжили нормальную репетицию. Я откинулся назад, но не слишком далеко. Говорил, по-моему, достаточно глубоким голосом, стараясь всячески изменять темп речи, изо всех сил шевелил мышцами лица и бровями:
– Мы, само собой разумеется, рассмотрим самый широкий диапазон мнений по всему диапазону государственных расходов… – а затем подумал, а с чего, собственно, я начал?
Ужасно, просто ужасно! Я спросил Бернарда, не ходим ли мы по некоему замкнутому кругу.
– Да, господин премьер-министр, ходим – с готовностью согласился он. – Но ведь это же наиболее удобный, наиболее приемлемый путь…
– И наиболее бессмысленный, – перебил я его.
Он удивленно поднял брови.
– Простите, господин премьер-министр, но, на мой взгляд, не такой уж бессмысленный. Скорее, разумно-уклончивый…
Не совсем поняв, что такое
Он, само собой разумеется, отказался его высказать. За что, кстати, я его совсем не виню, это не его проблема.
– Решать это вам и только вам, господин премьер-министр, – даже неулыбнувшись, ответил он. Тем самым, как у нас принято говорить,
Я сказал, что всегда могу вернуться к ее первоначальному варианту.
Он одобрительно кивнул головой.
– В таком случае вам нужен темный костюм в полосочку на сером фоне. И что-то вроде дубовых обоев.
А вот Бернарда мое предложение вернуться к первоначальному варианту, похоже, явно расстроило. Потому что он тут же с кислой миной попросил меня подумать и, если возможно, пересмотреть это, с его точки зрения, не совсем
Значит, пора с предельной четкостью определить свою позицию. И для моего главного личного секретаря, и для всех присутствующих вообще. – Послушайте, поскольку это мое первое обращение к нации в качестве премьер-министра, оно должно быть посвящено какому-нибудь жизненно важному вопросу. Нельзя ведь вот так просто выйти в эфир и нести всякую несущественную чепуху, правда ведь? Моя речь должна иметь смысл! Должна иметь последствия! Должна всем запомниться!
Бернард целиком и полностью согласился (что, впрочем, вряд ли), но вежливо поинтересовался, не мог ли бы я посвятить ее чему-нибудь, так сказать,
Я терпеливо объяснил, что так называемые «менее противоречивые темы» обычно производят намного меньшее впечатление, чем… более противоречивые.
– Господин премьер-министр, а вы уверены, что так называемые «менее противоречивые темы» не производят
– Например, какие? – не скрывая интереса, поинтересовался я.
– Ну, скажем, специальные средства в качестве туалета для домашних животных. – Он что, серьезно? – Мощный удар по тем, кто позволяет своим питомцам гадить на наших улицах. А еще можно обрушиться на злостных нарушителей дорожного движения. Или пьяниц. Или выступить в защиту «зеленых», то есть защитников окружающей среды. Или… В общем-то, таких тем сколько угодно, господин премьер- министр.
Годфри поднял еще один, слава богу, последний вопрос. Музыкальная заставка: Бах – свежие идеи, Стравинский – ничего нового. Ну и что лучше?
Я предложил Годфри найти что-нибудь у наших родных британских композиторов. Что лучше бы отражало мой патриотический образ. Ему это явно понравилось.
– Тогда, может, Элгар?
– Да, но только не «Земля надежды и славы». Ни в коем случае!
– Тогда как насчет «Загадки века»? – предложил Бернард. – Ведь…
Я одним взглядом заставил его замолчать.
«13 февраля
Сэр Хамфри!
Боюсь, телеобращение ПМ не выглядит многообещающим. Наш премьер-министр почему-то предпочел