Дионис
О das wir unsere Ururahnen waren.
Ein Klumpchen Schleim in einem warmen Moor.
Leben und Tod. Befruchren und Gebaren
Glitte aus unseren stummen Saften vor.
. . . . . . . . . . . . . . .
Die weiche Bucht. Die dunklen Waldertraume,
Die Sterne schneeballblutengros und schwer.
Die Pandier springen laudos durch die Baume.
Ailes isr Ufer. Ewig run; das Meer.
О, когда-то мы были нашими прапрапредками.
Кем? Чем? Комок слизи в прелом, теплом болоте.
Жизнь и смерть. Зачатие и рождение
Вырывалось из ферментации наших соков.
. . . . . . . . . . . . . . .
Дремотная тишина залива. Темные сны джунглей,
Звезды — тяжелые расцветающе-снежные бутоны.
Беззвучный прыжок пантеры в деревьях.
Всё — берег. Вечно зовет море.
Для расширения ассоциативного пространства основополагающего текста Вальтера Ф. Отто следует добавить несколько дионисийских фрагментов из сочинений позднеантичных авторов.
«Некоего числа, если это случилось после изобретения чисел, воинство Диониса высадилось в Индии: иные воины, играясь дельфинами в морской воде, обратились на суше в буйных сатиров и, потрясая своими итифаллосами, грозились изнасиловать женщин любого возраста, знатных и простолюдинок, другие, мрачные и бородатые, опутанные змеями, тащили бурдюки, наполненные пурпуровым вином, множество голых баб приплясывало вокруг дубов, что неторопливо шествовали на своих корнях, подобно паукам.
Пьяный старец обглоданной костью понукал осла, взбешенный длинноухий сбросил его в конце концов. Пьяный Силен в цветастых лохмотьях, горланя непристойную песню, снова забрался на четвероногого упрямца и принялся дразнить неуклюжего волкоголового поселянина, который приставал к визгливой грудастой ведьме.
Посреди бесчисленного воинства фавнов, сатиров, волкодлаков, менад, лемуров, мималлонов, тельхинов, аспиолов катилась, влекомая леопардами, колесница, где возлежал, усыпанный цветами, в венке из плюща и дубовых листьев, юный бог вина, оргий и превращений.
По-разному представлялся он: молодые женщины видели юношу с дивными сапфировыми глазами и большим напряженным фаллосом, мужчины — сладострастную гетеру с насмешливыми яркими губами, пьяные старухи умилялись кудрявому мальчику, играющему виноградной кистью…»
Дабы почувствовать, где все это происходит, надо определить собственное местонахождение и поразмыслить над ситуацией собственного восприятия.
Наш универсум неотвратимо сжимается, сужается в плане космических элементов, что объясняется хтонической ориентацией бытия. Каждый космический элемент имеет в себе три других элемента: земля содержит воду, воздух и огонь, доминируя над ними. В античном и средневековом понимании элементы, скорее модусы вещества, нежели само вещество. Земля, к примеру, не столько сама ощутимая материя, сколько ощутимы ее определяющие качества: земля — это сухой и холодный лед, минерал, металл и равным образом эмоциональная фригидность, ментальная сухость и ограниченность, прямолинейно-угловые схемы и расчеты.
Когда холодно вычисляют причины и следствия, строят поведенческие модели, делят материю на органическую и неорганическую, навязывают жизненным процессам периодичность и закономерность — все это делается под влиянием «земли». При этом значение иных элементов вовсе не отрицается, но: они вторичны, третичны по сравнению с «базовой» землей. Когда говорят: некто «плавает» в той или иной дисциплине, некто легкомыслен и порывист, подразумевают нежелательное влияние воды, воздуха и огня. Если душа насыщена этими элементами, если душа чувствительна, свободна, экстатична — плохо ей живется в эту эпоху.
Доминация земли определяет весомое, стабильное, телесное как сущностно реальное — наше мировоззрение обусловлено гео-графией, гео-мет-рией, гео-логией.
Но представим нашу фундаментальную землю плавучим островом Океана, как предлагает стоик Посидоний (II век до н. э.). Границы, контуры, очертания сохраняются весьма недолго, вещи, звери, люди, растения, звезды растворяются, размываются в смутных трансформациях, нет ни порядка, ни периодичности, ни фиксированных пунктов ориентации — таков мир Диониса, где опьянено все: и наблюдатели и наблюдаемое, это страна чудес Алисы и морской простор навигаций Пантагрюэля. Нет, скажем мы: это сны, фантазмы, просто хаос.
Нет. Это вселенная в доминации «воды», с которой мы соприкасаемся иногда в так называемых снах.
Вот что писал Жерар де Нерваль в повести «Аурелия»:
«Сон — вторая жизнь. Я дрожу, пересекая врата роговые или слоновой кости, которые отделяют нас от мира невидимого. Сначала сон похож на приближение смерти — тяжелый туман обессиливает мысль, неопределим точный момент перехода „я“ в другую форму жизни. Сумрачное, подземное высветляется, проступают бледные, неподвижные силуэты, что населяют эти лимбы. Затем пространство обретает очертания. Нарастающее озарение придает движение странным фигурам.
Мир Духов раскрывается».
Это написано в прошлом веке, в расцветающей заре позитивизма под влиянием технициста Све- денборга. «Мир Духов», понятно, есть нечто противоположное тривиальной реальности, нечто романтически желанное. Нерваль, согласно иудео-христианской концепции, признает фундаментальность земли и отводит сну второе место. Куда ближе к Посидонию шекспировская строка: «мы сотворены из субстанции снов». И еще более мы приближаемся к пространству «воды», изучая неоплатоническую идею «эфирного тела фантазии».
Восприятие обусловлено душой и зависит от ситуации души. Как сказал Парацельс, «глаз видит благодаря человеку, а не человек благодаря глазу». Душа придает качество данным восприятия. Если душа вялая и монотонная, это фиксируется во всем увиденном и услышанном. Согласно традиционному знанию, «тело души» состоит из тех же четырех элементов, только более субтильных. В современную эпоху, и это очевидно, земля доминирует в «теле души». Отсюда душевная сухость, холодность, пассивность, эмоциональная стандартизация. Современный социум построен на нормативных осях, любое отклонение — безумие, кошмар, перверсия, оргия и т. д., современная «коллективная» душа отравлена страхом и его производными — рацио, расчетом, отчуждением.
Поэтому.
Для современных людей рассказ о воинстве Диониса — вымысел, фикция, фривольная легенда.
