Вернув листок в бумажник и сунув его к себе в карман, Блей к снова взглянул на лежащий в пыли скелет. Смысл записей не оставлял никаких сомнений в том, что 42 года назад этот человек проник в заброшенный храм в поисках газетной сенсации: заняться странными событиями до тех пор ни у кого не хватало смелости. Кто знает, быть может, никто и не подозревал о его планах. В редакцию он больше не вернулся. Возможно, мужественно сдерживаемый страх все-таки прорвался, овладел репортером, и сердце его не выдержало? Стоя над скелетом, Блейк обратил внимание на необычное состояние костей. Некоторые были разбросаны, и кое-какие из них казались непонятным образом оплавленными на концах. Остальные странно пожелтели, будто под воздействием огня. Обожженными казались и отдельные клочья одежды. Череп тоже выглядел весьма странно: в желтых пятнах, с обугленным провалом на темени — кость будто проедена сильной кислотой. Совершенно не понятно, что же случилось со скелетом за четыре десятка лет безмолвного погребения.

Блейк не сразу сообразил, что снова смотрит на камень, и исходящие от него незримые токи снова вызывают в воображении расплывчатые фантастические картины. Он видел процессии явно нечеловеческих существ, облаченных в мантии с капюшонами, и бескрайнюю пустыню со строгими рядами высившихся до самого неба резных монолитов, видел стены и башни в ночных подводных глубинах и вихри неведомых пространств, где клочья черного тумана плавали на фоне едва мерцавшей холодной пурпурной мглы. Ему открылась безмерная бездна тьмы, где присутствие плотных и менее плотных тел выдавалось лишь движением воздушных потоков и турбуленций и где некие смутные силы, казалось, навязывали хаосу определенный порядок, будто владели ключами к любым парадоксам и тайнам всех известных нам миров…

Внезапно чары разрушил необъяснимый панический страх, дыхание перехватило. Блейк отвернулся от камня, ощущая совсем рядом присутствие… нечто бесформенное и чуждое наблюдало за ним с ужасающей интенсивностью. Он чувствовал, что попался в подстроенную этим нечто ловушку и оно находится не в камне, а непонятным образом смотрит сквозь камень, и отныне за ним, Блейком, всюду будет следовать нездешне осмысленный, невидимый взгляд…

Обстановка определенно действовала на нервы. К тому же темнело, фонаря он не прихватил, так или иначе пора уходить.

И тут, в густеющих сумерках, ему показалось, будто причудливый камень с безумно перекошенными гранями слегка светится. Он попробовал отвести глаза, но непонятная и непреодолимая сила снова приковала его взгляд к камню. Возможно, слабая фосфоресценция связана с радиоактивностью? Что там говорилось в записях погибшего репортера о «Сияющем трапецоэдре»? А этот храм, это покинутое логово вселенского зла? Что, в конце концов, здесь происходило и что, быть может, еще прячется в его избегаемых птицами тенях? Откуда-то поблизости пахнуло странным, едва уловимым зловонием. Откуда? Блейк метнулся к шкатулке, что столько лет простояла открытой, и захлопнул крышку. Мягко скользнув, она закрылась очень плотно, поглотив светящийся камень.

Когда хлопнула крышка, сверху, от люка, из вечной черноты пространства под шпилем, казалось, донесся тихий шум: будто что-то задвигалось, зашевелилось. Разумеется, крысы — впервые за время его пребывания в проклятом громадном храме единственные живые существа заявили о себе. Однако шум под шпилем невероятно напугал Блейка: он рванулся вниз по винтовой лестнице, промчался через отчужденный, призрачный неф, темным проходом ринулся в сводчатый подвал, выбрался наружу и, будоража пыль безлюдной площади, устремился бесконечными зловещими аллеями и авеню Федерал-хилл туда, вниз — к нормальным улицам и похожему на его собственный дом кирпичному зданию в университетском районе.

Ни с кем не поделившись результатами своей экспедиции, в последующие дни Блейк рылся в каких-то книгах, выискивал в старых газетах заметки о происшествиях в нижнем городе и лихорадочно трудился над криптограммой из кожаного блокнота, найденного в затянутой паутиной ризнице. Шифр оказался весьма сложным, и после долгих усилий пришлось констатировать, что язык не имеет ничего общего с английским, латинским, греческим, французским, испанским, итальянским или немецким. Очевидно, ему следовало глубже покопаться в своей весьма обширной эрудиции.

Каждый вечер его тянуло смотреть на запад, и он, как старого знакомца, разглядывал черный шпиль, высившийся среди нагромождения крыш далекого, почти сказочного мира. Но теперь к его любопытству примешивался ужас: он знал о сокрытом в храме инфернальном наследии, и потому, вероятно, его воображение устремлялось по иным, странным направлениям. Весной прилетели птицы, и, наблюдая за ними на закатах, он пришел к выводу, что в этом году они как никогда раньше сторонятся мрачного одинокого шпиля. Если неосторожная стая слишком близко подлетала к шпилю, то внезапно круто сворачивала и рассыпалась, охваченная паникой, и он представлял дикий птичий гомон, который с такого расстояния, разумеется, слышать не мог.

Согласно дневнику, в июне Блейк наконец одержал победу над криптограммой. Выяснилось, что текст написан на темном языке акло, языке служителей зловещих, необычайно древних культов, — этот язык был отчасти знаком ему по предыдущим оккультным изысканиям. Содержание текста, как ни странно, в дневнике не приводится, ясно только, что Блейк был встревожен и расстроен. Упоминается о «Сущем во тьме», которого можно пробудить, всматриваясь в «Сияющий трапецоэдр», и попадаются безумные предположения о черных безднах хаоса, откуда его призывают. «Сущий во тьме», говорится в дневнике, обладает всеми возможными знаниями, но требует чудовищных жертвоприношений. В некоторых записях выражается страх, как бы это существо (которое Блейк, похоже, считал уже вызванным) не выбралось в мир, но тут же следует ремарка, что самые обычные уличные фонари создают для него непреодолимую преграду.

О «Сияющем трапецоэдре» Блейк пишет много, и, называя кристалл окном в любые пространства и эпохи, прослеживает его историю с той поры, как его огранили на Югготе, затерянном во тьме бесчисленных эонов, задолго до того как Изначальные принесли его на землю. Словно редкое сокровище, он был помещен в причудливую шкатулку, изготовленную конусообразными обитателями Антарктиды, — в руинах их городов кристалл отыскали змееподобные люди Валузии; зоны спустя, в Лемурии, в кристалл впервые вгляделось человеческое существо. Путешествуя по невероятным континентам и еще более невероятным морям, кристалл затонул вместе с Атлантидой, затем попал в сеть критскому рыбаку и был продан смуглым купцам из ночного Кемта. Фараон Нефрен-Ка выстроил а^я загадочного кристалла храм с криптой и занялся тем, за что его имя впоследствии стерли со всех монументов и вымарали из всех записей. При новом фараоне жрецы разрушили дьявольский храм, и камень долго покоился в руинах, пока, наконец, к проклятию человеческого рода, лопата изыскателя снова не извлекла его на свет.

В начале июля в газетах появлялись кое-какие заметки о храме и Блейке, правда настолько краткие и невразумительные, что на них обратили внимание уже позже, только после прочтения дневника. Вторжение заезжего писателя в наводящую ужас церковь, похоже, вызвало на Федерал-хилл новый всплеск страха. Итальянцы шептались о доносившихся от темного шпиля необычных звуках, напоминавших царапанье, глухие удары и возню, и призывали священников изгнать из их снов какое-то существо. Что-то, они утверждали, притаилось за дверью, неусыпно выжидая момента, когда станет достаточно темно, чтобы выбраться наружу. В прессе упоминались глубоко укоренившиеся среди местных жителей суеверия, только история их возникновения особенно не обсуждалась. Очевидно, современные молодые репортеры не такие уж любители древности. Записывая все это в дневнике, Блейк вместе с тем терзается угрызениями совести: он считает своим долгом захоронить «Сияющий трапецоэдр», изгнать вызванную сущность, впустив в черное помещение под шпилем дневной свет. Однако вместе с тем Блейк, явно зачарованный гипнотической