восьмигранника — диванный гарнитур со столиком. На столе располагался неведомый мне одинокий цветок. В комнате — ни пылинки.
Потратив около получаса, я нашел на заплесневелой полке приключенческий роман Генри Райдера Хаггарда, который читал еще в детстве. Старое английское издание в твердом переплете, на форзаце — английское имя: видимо, человека, подарившего эту книгу. Внутри в некоторых местах встречались иллюстрации. Причем они значительно отличались от тех, что я видел раньше.
Взяв книгу, я присел на подоконник, закурил и полистал. К счастью, я по большей части забыл, о чем роман, и теперь мог день-два бороться со скукой.
Минут через двадцать-тридцать в библиотеку вошла она. Тоже, видимо, ожидала, что внутри никого не окажется, и немного удивилась, увидев меня на подоконнике. Я на мгновенье смутился, но затем выдохнул и слегка поклонился. Она тоже склонила голову. На ней была та же одежда, что и утром.
Пока она искала книгу, я молча читал. Как и утром, она переходила от полки к полке, приятно цокая каблуками. Хоть ее не было видно за стеллажами, по ритму шагов было понятно, что ничего стоящего она себе не подыскала. Я ухмыльнулся. В этой библиотеке не было ни одной книги, привлекшей бы внимание молодой женщины.
Вскоре она, отчаявшись, отошла с пустыми руками от полки и направилась ко мне. Когда стук каблучков затих рядом со мной, я ощутил аромат приятных дорогих духов.
— Закурить найдется?
Я достал из нагрудного кармана пачку, два-три раза тряхнул, вызволяя сигареты, затем протянул ей. Она вытянула одну, обхватила губами, ожидая огня. С первой затяжкой девушка словно бы успокоилась, медленно выдохнула дым и посмотрела в окно.
По сравнению с первым впечатлением, вблизи она выглядела года на три-четыре старше. Когда очкарик ломает свои очки, почти все женщины выглядят моложе. Я закрыл книгу и потер пальцем глаз. Затем хотел поправить средним пальцем дужку, но заметил, что очков нет. Вот так: стоит человеку лишиться очков, и ему становится неловко. Все-таки насколько наша повседневная жизнь состоит из нагромождения мелких бессмысленных движений.
Иногда она вспоминала о сигарете, а все остальное время молча смотрела в окно. Молчала так долго, что нормальный человек вряд ли сумел бы вынести тяжесть ее молчания. Сначала мне показалось, что девушка хочет заговорить, но подбирает слова. Затем понял, что она этого делать и не собирается. Ничего не попишешь, и я заговорил первым.
— Нашлось что-нибудь интересное?
— Ничего, — ответила она и улыбнулась поджатыми губами. При этом лишь слегка приподнялись уголки рта. — Ничего в них не понимаю. Какого они времени?
— Много старых жанровых романов, да? Начиная с довоенной поры и примерно до середины пятидееятьк.
— И кто их читает?
— Никто. Сейчас, спустя тридцать-сорок лет, есть смысл прочесть лишь одну книгу из ста.
— Тогда почему нет новых?
— А кому они нужны? Сейчас все читают журналы в фойе, играют в компьютерные игры, смотрят телевизор. К тому же, не так много отдыхающих, кому хватит времени прочесть книгу до конца.
— Это точно, — сказала она, подтянула к себе стул и уселась, закинув ногу за ногу. — И что, вам нравится та эпоха? Когда время текло размеренней, и все было намного проще...
— Нет, — ответил я. — Дело не в этом. Если бы я родился в ту эпоху, был бы зол на себя. Так что ничего особенного.
— Любите исчезнувшие вещи?
— Может, и так.
Может, и так.
Мы опять замолчали, закурив еще по одной.
— Так-то оно так. Но это не дело, если читать совершенно нечего. Я не против блеска былых времен, но неплохо было бы подумать о постояльцах, которым из-за дождя некуда деваться, — им надоело смотреть телевизор и надо убить время.
— Вы одна?
— Да, — ответила она, разглядывая свою ладонь. — Я всегда путешествую одна. Не люблю, когда есть спутник. А вы?
— Это точно, — ответил я. Признаваться, что меня бросила подруга, как-то не хотелось. — Если вам нравятся детективы, могу дать почитать. Они новые, поэтому не знаю, понравятся или нет, но одолжить могу.
— Спасибо, но завтра после обеда мне уезжать. Боюсь, дочитать не успею.
— Ну и ладно, тогда я их вам подарю. Все равно это переиздания. Чтобы не таскать с собой лишний груз, я с самого начала собирался их оставить здесь.
— Тогда возьму, спасибо.
Я вот что думаю: привычка всегда все получать требует великого таланта.
Она сказала, что пока я хожу за книгами, выпьет где-нибудь здесь кофе.
Мы вышли из библиотеки в вестибюль, я поймал скучающего официанта и заказал ему два кофе. С потолка свисал огромный вентилятор, который медленно гонял воздух в пространстве. Если этого не делать, отсыревший воздух будет разве что двигаться вверх-вниз.
Кофе еще не принесли, а я успел подняться на лифте на третий этаж, взять из номера две книги и вернуться. Сбоку от лифта стояли три изрядно потертых кожаных чемодана. Выходит, у нас новые гости. Кожаный чемодан выглядел, как ожидающая хозяина пожилая собака.
Когда я вернулся за столик, официант только разливал кофе. Чашки наполнила белая мелкая пена, однако вскоре пропала.
Я передал девушке через стол книги; взяв, она посмотрела названия и тихо поблагодарила меня. Во всяком случае, губы двигались примерно так. Не знаю, понравились ей книги или нет, хотя, впрочем, какая разница. Не знаю, почему, но казалось, что ей самой все равно.
Она положила книги на стол, сделала глоток кофе. Затем поставила чашку на блюдце, положила и размешала ложку сахару, подлила с краю сливки. Белая спираль сливок закружилась в красивом водовороте. Вскоре линии смешались, опять превратившись в белую пену. Девушка беззвучно ее потягивала.
Пальцы тонкие и прямые. Она держала чашку, слегка сжав ручку пальцами, и только мизинец оттопыривался прямо. Не было ни кольца, ни его следа.
Поглядывая в окно, мы молча пили кофе. С улицы пахло дождем. При этом лил он бесшумно. Ветра тоже не было. За окном капли падали аритмично и тоже беззвучно. Только запах мягко прокрадывался внутрь. Цветы гортензии за окном впитывали июньский дождь, словно маленькие зверьки.
— Вы здесь надолго? — поинтересовалась она.
— Дней на пять.
Она ничего не ответила. Казалось, у нее не было никаких впечатлений.
— А вы из Токио?
— Да, — ответил я и спросил в свою очередь: — А вы?
Она улыбнулась. На этот раз слегка показав зубы.
— Нет, я не из Токио.
Не дождавшись разъяснения, я рассмеялся и допил кофе.
Я не знал, как поступить дальше. Наиболее здраво было бы допить быстро кофе, вернуть чашку на блюдце, весело улыбнувшись, прервать разговор, заплатить за кофе и пойти закрыться в своем номере. Однако что-то засело у меня в голове. Такое иногда бывает. Толком объяснить не могу. Нечто вроде предчувствия. Хотя нет, это трудно назвать предчувствием.
В такие минуты я сам не предпринимаю никаких действий. Доверяюсь обстановке и слежу за тем, что происходит. Бывает, и пролетаю. Но как говорится, даже крохотный пустячок наполняется потом нелепо огромным смыслом.
