не так ли?

– Да, его привез мне в подарок отец, – сказал Кэм. Мариза поглядела на него – в одежде родного края он вдруг показался ей незнакомцем, и она почему-то почувствовала себя менее скованной и напряженной, и ее непринужденный тон давался ей легче. Кэм сел в низкое кресло и оглядел комнату.

– А где же Лайонхарт? – спросил он о черном котенке, который всегда находился в комнате Маризы.

– Я отнесла его в детскую, Эльсбет захотела поиграть с ним. Котенок развлечет ее, – не то она может затосковать в новом доме на первых порах. Потом она привыкнет и поймет, что если в жизни что-то меняется, то что-то остается неизменным. Ведь в Шотландии у нее, конечно, был котенок.

Кэма тронула забота Маризы о его дочери.

– Я должен был раньше рассказать вам о моей маленькой лесси, – сказал он.

– Не беспокойтесь об этом, – возразила она.

– Нет, я должен сказать. Я люблю свою дочку.

– И она вас тоже, – заметила Мариза. – Она показала мне серебряный медальон с вашим портретом и гордо сказала: «Это мой папа».

– Правда? – задумчиво спросил Кэм. Мариза уловила в его голосе тоску, потребность любви вопреки неверию в то, что его, обезображенного, можно любить.

– Да, – подтвердила она. – Эльсбет любит вас, как я счастлива, что сейчас она с вами. – Мариза отпила глоток вина и украдкой посмотрела на Кэма, который поставил свой кубок на стол и больше не брал его. А она рассчитывала, что он осушит кубок сразу, ведь от этого зависел успех ее плана. – Эльсбет даже спрашивала меня, останется ли она здесь или уедет с бабушкой и дедушкой.

– И что вы ей сказали? – спросил Кэм с наигранным безразличием. Он взял наконец кубок и осушил до дна.

– Я сказала ей, что она будет жить у нас, и мы этому рады. Угадала ли я ваше желание?

– Вы поступили великодушно, – признал; Кэм, – не глядя на Маризу.

– Чепуха, – отрезала Мариза. – Она ваша дочь. Леди Терн сказала мне, что мать Эльсбет умерла в родах. Могу ли я отказать сироте вправе жить со своим отцом?

– Она – незаконнорожденная. Я не венчался с ее матерью.

– Для меня это не имеет значения.

– Благодарю, – просто сказал Кэм.

– Я люблю детей, милорд, они оживляют дом, – сказала Мариза и, откинув салфетку, накрывавшую еду, жестом пригласила Кэма отведать угощения. Стол был заставлен холодными закусками: гусь, ветчина, цыпленок, оленина, копченый лосось, сыр. На красивом блюде горкой лежали яблоки, на другом – инжир и финики. – Пожалуйста, возьмите, что вам нравится, – сказала Мариза и отрезала себе острым ножом кусочек сыра. – Эльсбег еще спросила меня, может ли она называть меня мамой, – сообщила она, стараясь не выдать, как растрогал ее вопрос ребенка.

– Ну, и что же вы ответили? – спросил Кэм, не глядя на Маризу.

– Я сказала ей, что буду этому рада и хочу называть ее дочкой. Даете вы на это согласие?

– Да, еще бы! – Длинные губы Кэма изогнулись в довольной улыбке, пронзительный синий взгляд смягчился. Он смотрел на Маризу, освещенную пламенем свечей. Последние недели между ними царило отчуждение, и вдруг она присылает ему приглашение на ужин, надевает этот наряд искусительницы, смотрит на него неотступным ласковым взглядом.

Мариза увидела, что Кэм прикрыл рукою зевок. Сонное питье начинает действовать! Оно не причинит ему вреда, через час – два его действие пройдет. Мариза как раз успеет сделать то, что задумала. А Кэм, вдобавок, облегчил ей задачу, , надев сегодня вечером шотландскую юбку.

Кэм снова зевнул.

– Простите меня, – сказал он, не понимая, почему вдруг начинает впадать в сонное оцепенение.

– Как долго пробудут у нас ваши родители? – спросила Мариза, скрывая восторг, – ее план начинал удаваться.

– Точно не знаю, – невнятно пробормотал он. Его подбородок уткнулся в грудь, веки смыкались.

«Господи Боже, что это со мной?» – смутно подумал Кэм. Ведь он не чувствовал никакой усталости, когда вошел в эту комнату. Он загорелся при виде Маризы в ее удивительном «кафтане», и все его тело затрепетало от возбуждения, так ясно видны были под тонким шелком ее тонкая талия, полная грудь и маленькие круглые ягодицы. Нет, сонливости и усталости в нем тогда и в помине не было.

– Вы же ничего не едите, милорд. Или вам не нравятся блюда? Я закажу тогда на кухне то, что вам по вкусу, только скажите!

Голос Маризы доносился до Кэма словно издалека. Да, он хотел «других блюд» – ее губ, ее ласкающих рук… ее любви! – «Да, – понял он, – я страстно желаю, чтобы она всем сердцем полюбила меня! Но она не сможет. Красота не в состоянии полюбить уродство. Ни одна женщина не сможет».

«Ты так считаешь? – насмехался внутренний голос, – твоя дочка смогла же!».

– «Это другое дело, – возразил Кэм, – она моя плоть и кровь». Внутренний голос не унимался: «Так же как и твоя мать. Но она-то не выдержала испытания».

Кэм посмотрел на сидевшую напротив него красавицу – жену. В ней – его надежда на исцеление и новую жизнь. Он полюбил ее прекрасное тело и ее такую же прекрасную душу – ее силу, целеустремленность, искренность, верность родным и близким, преданность королю. Но он не отважится сказать ей, что полюбил ее. У Кэма закружилась голова, и он решил уйти, но, с трудом поднявшись на ноги, пошатывался и у него стало темно в глазу….

– Кэмерон, – закричала Мариза, подбегая k – нему и обвив его руками за пояс. – Вам нужно лечь, идемте же, – она подталкивала его к кровати.

– Нет, я пойду в свою комнату, – вяло возражал он. Кэм испытывал отвратительное чувство слабости и беспомощности.

«В чем дело? – промелькнуло в его сознании. – Я выпил всего лишь кубок вина, и голова у меня всегда была крепкая. И ведь Мариза тоже осушила свой кубок». Кэм почувствовал, что его уложили на мягкий матрац.

– В мою комнату! – настойчиво повторил он, но сразу словно провалился в беспамятство.

В последнем проблеске сознания он услышал нежный голос, шепчущий ему прямо в ухо:

– Тише, милорд. Вам надо отдохнуть! – и ощутил, как его голова погружается в мягкие подушки.

Мариза выждала несколько минут и, снова посмотрев на мужа, увидела, что он погрузился в глубокий сон. Питье подействовало. Он лежал на правом боку, обезображенная правая половина лица погрузилась в подушку, и Мариза залюбовалась его ангельским левым профилем. Золотистые ресницы тихо опущены на щеки, рот изогнут, как лук Купидона, и Кэм дышит во сне неслышно, как ребенок.

Опуская на постель его тело, Мариза заметила то, чего не видела раньше, – шрамы, покрывающие правое колено, и явно неправильно сросшиеся кости. Пальцы ее нежно погладили изуродованную ногу, и она снова перевела взгляд на его лицо, ангельски кроткое и спокойное в глубоком сне. «О любовь моя, – воззвала она в душе к мужу, – я хочу облегчить твою боль и сделаю это».

Мариза подошла к сундуку в изножье кровати, достала узкие шелковые шарфы и привязала их к перекладине изголовья. Сделав все, что она собиралась сделать, она вернулась к накрытому столу, взяла с блюда сочный кусок куриной грудки и впилась зубами в белое мясо. Через два часа Кэмерон проснется. Она должна подкрепиться для предстоящей битвы.

Кэм проснулся и открыл здоровый глаз. Он все еще находился в спальне жены и, очевидно, заснул на ее кровати.

Когда он попытался встать, он почувствовал, что связан. Паника охватила его. Пресвятой Иисус! Он был привязан к кровати. Шелковые ленты крепко связывали его руки и ноги. Он все еще чувствовал тяжесть в голове.

Мариза связала его, но с какой целью? Значит, она зачем-то опоила его настоем сонных трав. Как она посмела?

– Мариза! – закричал он. – Развяжи меня немедленно!

– Успокойтесь, успокойтесь же. Я здесь, с вами, мой дорогой муж, – нежно прошептал женский голос.