дел, имеют законное право свободно передвигаться по всей России, они и понятия не имели, они вообще в первый раз видели официальную журналистскую аккредитацию. С угрюмыми физиономиями парни так и сяк вертели наши документы. Они не могли понять, почему у нас нет официального приглашения.
Я начала терять терпение: я знала, что документы у нас безупречные и нас ждет интервью. После десятиминутного препирательства нам велели сесть в машину и отвезли в управление по делам иностранцев. Вне себя от злости, я попыталась уговорить этих самозваных полицейских, не имевших ни малейшего права арестовывать нас, отпустить хотя бы нашего оператора, чтобы он мог снять назначенное интервью. Милиционеры же первым делом постарались предъявить нас своему начальству и потому наплевали на мои мольбы.
Тем временем наша редакционная секретарша связалась с ведомством по делам иностранцев в Москве. Вскоре москвичи позвонили ставропольским коллегам и наорали на них за то, что те нарушают закон, после чего нас немедленно отпустили. Последнее, что мы услышали, бросаясь к машине, чтобы успеть на интервью, — вежливый вопрос, не желаем ли мы кофе или чаю.
Никогда нельзя рассчитывать на то, что в России представители власти знают законы, которым Должны следовать. Власти — это отнюдь не инстанция, к которой гражданин может обратиться в затруднительных обстоятельствах; это неминуемая головная боль, с которой гражданин вынужден как-то справляться.
Такое положение вещей делит русских на две группы. Люди из первой группы не испытывают никакого уважения к бюрократам. Спокойно и целеустремленно они обходят систему, если понадобится. Разумеется, они делают это не в открытую и не постоянно, а только если это в их интересах. Это не протест, а лишь хладнокровное понимание того, что предписания часто не имеют разумного основания и поэтому их не стоит понимать буквально.
Люди из второй группы неукоснительно следуют каждому предписанию. Они делают это не по убеждению, а ради того, чтобы не к чему было придраться. Иными словами, это люди, по натуре своей боязливые и не любящие рисковать. Естественно, что им хуже всего приходится в русском обществе и им же чаще всего достается наименее престижная работа.
Большинство людей из сферы обслуживания — регистраторы в гостинице, официантки и секретари — относятся к последней группе. Иностранцу часто приходится конфликтовать с ними. Это происходит из-за того, что они никогда не осмеливаются принять решение самостоятельно или при помощи здравого смысла, а действуют с одной-единственной целью: избавить от каких бы то ни было проблем самих себя.
Однажды мне пришлось обойти пол-Екатеринбурга поздно ночью, по холоду, под мокрым снегом, в поисках работающего банкомата. Регистраторша отказалась прописать меня, если я не заплачу сразу всю сумму за три ночи в гостинице наличными (кредитная карточка тут, естественно, не годилась). Банкомат в гостинице не работал, ближайшие к гостинице банкоматы — тоже. Прописать меня в номер и получить деньги на следующий день было делом немыслимым.
Регистраторша поступила, с ее точки зрения, вполне естественно: она «перестраховалась», то есть позаботилась о том, чтобы у нее не было проблем. Ей показалось проще выгнать постояльца ночью на мороз, чем потом объясняться со своим шефом из-за того, что правила не были соблюдены до последней запятой. В русском языке для этого феномена даже есть особый глагол — «перестраховаться», уберечь собственную шкуру.
Журналист в России должен наблюдать за людьми из первой группы и учиться у них. Методом проб и ошибок.
Глава 11. РУССКИЙ КОЛЛЕКТИВИЗМ
Как-то майским вечером в мой первый год в Москве мы с моим парнем поехали в Сокольники и встретили приятелей. Весенний вечер был теплым и светлым. Сидя за столиками под открытым небом, мы ели шашлык, пили пиво и наслаждались вечером, а вокруг нас прогуливались сотни москвичей.
Когда мы собрались уходить, началось обсуждение, по какой линии метро ехать домой. Я ничего не понимала. «Мы с Сергеем едем из Сокольников до Садового кольца, а потом до Добрынинской. Проще простого», — сказала я.
Оказалось, что разговор не о том, как каждому нас поскорее попасть домой. Разговор идет о том, какой путь нам выбрать, чтобы как можно дольше ехать в метро всей компанией.
В России самое важное — быть вместе. Общение с друзьями и близкими настолько главнее всего остального, что даже не воспринимается как приоритет. Понятия quality time [4] не существует — русские бы его не поняли. Ведь в жизни мы и так всегда рядом с любимыми людьми, а на работу ходим, чтобы было на что жить.
Когда тебя приглашают в гости в русский дом, это редко бывает формальной вежливостью. Приглашают тебя искренне, и хозяева бурно радуются, когда гости появляются в прихожей. Русские любят принимать гостей, потому что это означает долгий веселый вечер с друзьями — лучшее, что может быть на свете. Почти само собой разумеется, что гости должны заночевать у хозяев, иначе вечер закончится слишком рано.
Лично я люблю просыпаться в собственной кровати, поэтому после московских дружеских вечеринок обычно еду домой. Каждый раз мне приходится мягко, но настойчиво выскальзывать из объятий хозяев. Сердце сжимается при виде их физиономий, когда я одеваюсь: они огорчены и разочарованы, даже если часы показывают пять утра и мы болтали без умолку десять часов подряд. А как здорово было бы и проснуться вместе!
Обычно русские хозяева принимают гостей, выставив на стол закуски (состоящие, например, из разных салатов, нарезанного языка и ветчины, макрели в банке, сыра, колбасы и всего, что найдется в холодильнике), сок, вино и водку. Потом все садятся и общаются. Общаться означает беседовать друг с другом не умолкая и громко. Русские терпеть не могут молчать. Этим они похожи на американцев, но тут есть очень существенные отличия.
Однажды на каком-то свадебном ужине меня посадили за стол рядом с американцами. Через три часа я не знала, куда деваться — американцы говорили, говорили и говорили. Как только замолкал один, вступал другой. При этом главным казалось не что говорить, а только бы не замолчать. Американцы говорили обо всем подряд, лишь бы заполнить тишину. Если уж совсем ничего нельзя было придумать, то начинали описывать свой последний поход в супермаркет. В конце концов я так устала и стала такой рассеянной, что вечеринка превратилась в героическую попытку сделать вид, что мне интересно.
Русские тоже говорят много и охотно, но они крайне редко описывают походы в супермаркет. Русские говорят о жизни, о любви и смерти, о друзьях и врагах, родных и близких, о войне, насилии и ужасах, о литературе, поэзии и призраках, о пожарах, катастрофах и китайской мифологии. Они никогда не говорят о приземленном. Они всегда увлечены и захвачены темой беседы.
Прежде всего, они очень любопытны. Если ты — единственный финн за столом, приготовься к тому, что тебя забросают вопросами. В чем секрет линии Маннергейма? Почему ты говоришь по-шведски, ты же родилась в Финляндии? Почему в Финляндии все так тихо, спокойно и хорошо устроено? Почему у вас такие гладкие дороги? Как здорово, что Финляндия решила не вступать в НАТО! Мы, конечно, знаем, что это мы начали Зимнюю войну, но следующая война была вашей ошибкой!
Раньше я уже отмечала, что русские на удивление хорошо знают Финляндию и финскую историю. Это также означает, что у них есть сложившиеся взгляды на нас. Взгляды, которые они не склонны менять, но о которых спорят с величайшим наслаждением.
Русские задают и вопросы, которые в Финляндии сочли бы бестактными и невежливыми. Ты веришь в Бога? Когда вы с приятелем заведете ребенка? Почему ты не красишься — накрашенная ты была бы гораздо симпатичнее?
Не хочешь отвечать — можешь совершенно спокойно не отвечать, но не думай, что тебя оставят в покое. Сама я научилась ценить русскую прямоту, потому что она помогает избежать многих проблем.
