– Наконец-то я до тебя добрался, Стормунд по прозвищу Ёрш! – закричал снаружи знакомый хрипловатый голос, и по спине Хагира пробежала тонкая прохладная дрожь. Он еще не одолел первого потрясения, и голос Вебранда показался ему голосом самой судьбы, которая достанет даже за морем и нанесет удар уже тогда, когда ты о ней забыл. – Долго же ты меня ждал! Какой-то мерзавец послал меня было на восточный берег, а там живет какой-то Стормунд Ёж, чтоб ему провалиться! А не то я был бы тут уже месяц назад!

– Наконец-то ты явился! – рявкнул Стормунд в ответ. Он держал меч в руке, с нетерпением ожидая, когда пора будет пустить его в ход. – Я был у тебя в гостях, теперь ты побудешь у меня! Только недолго – мы тебя тут же и закопаем! Где сходится вода с землей, как раз для тебя подходящее место![3]

– Да уж конечно, не для такого труса, как ты! – съязвил в ответ Вебранд. – Ты-то умеешь грабить чужие дома, только пока хозяев нет! Но теперь-то я тебя подвешу на дубу кверх ногами!

– Попробуй! От тебя-то и вешать будет нечего!

– Ну, хватит разговоров! Вся твоя дружина уже успела пустить лужу в штаны от страха! Давай!

Все время этой беседы в отдалении от усадьбы слышались глухие удары по дереву, потом раздался треск и громкий шорох: так падает подрубленное дерево. Одна из больших елей на опушке, отметил Хагир. Хоть бы придавило кого-нибудь… Но теперь ель, наспех очищенную от ветвей, принесли к воротам, и раздался первый гулкий удар.

Ворота содрогнулись, но стояли прочно. Железная решетка дрожала и грохотала, гранны били и били в ворота стволом, что-то неразборчиво за шумом кричал Вебранд, подбадривая своих. Кто-то из граннов пытался лезть через стену усадьбы, но их сбрасывали назад копьями. Створки полуразбитых ворот раскрыли наружу, кто-то из граннов хотел броситься в щель, но наткнулся на решетку. Разом к нему устремился десяток клинков изнутри, звякнуло железо прутьев. Красные кровавые брызги упали на землю двора, гранны заревели.

– Сюда, сюда! – вопил Вебранд. – Вдарь сюда, великаньи дети!

Бревно застучало измочаленным концом в стену возле ворот. Квитты со двора стреляли в нападающих из луков, те отвечали тем же, хотя через решетку большого вреда это не причиняло. По-прежнему гранны сразу во многих местах пытались перелезть через стену, так что вся дружина Стормунда была вынуждена следить за двором и держать копья наготове.

Одно бревно частокола с треском провалилось во двор, в проеме немедленно появилась фигура в кольчуге. Удар копья в горло вытолкнул ее назад, но тут же кто-то из граннов спрыгнул-таки со стены во двор. Квитты метались: новички кидались в каждое место, где замечали нападающих, и почти не помогали опытным хирдманам, следившим за каким-то определенным участком ворот или стены.

Теперь враги лезли сразу и поверх стены, и в пролом. Постепенно внутри двора их оказывалось все больше, и убитых, и живых. С криками и звоном оружия битва вползала во двор, как железный многоглавый дракон, и никак нельзя было ее остановить, вытолкнуть наружу, закрыть ей лазейки.

Никто не заметил, как сам Вебранд попал во двор; как его отец-оборотень, он выскочил прямо из-под земли, с мечом в одной руке и щитом в другой, злой, как тролль, и готовый к беспощадной драке. В его лице и во всем облике было нездоровое дикое оживление: он давно мечтал об этой схватке и наконец-то до нее дорвался. Хагир зацепил беглым взглядом темное обветренное лицо полуоборотня, широкий нос, седые прядки в бороде возле углов рта, эти серые глаза под тяжелыми веками, холодные, как у змеи, и отвернулся. Было жутко: судьба уже здесь, и отступать некуда. На него бежали сразу двое граннов. Лицо курносого парня показалось знакомым: осенью оно мелькало среди челяди Вебрандовой усадьбы. Тоже в дружину захотел, герой!

Стормунд, ревя что-то устрашающе-ликующее, устремился к Вебранду, размахивая мечом. Для него эта встреча стала не менее желанным случаем расплатиться за позорное поражение полугодовой давности.

Покосившаяся железная решетка еще держалась, но несколько бревен сбоку было выбито, и вся дружина граннов уже ворвалась внутрь усадьбы. Вебранд и Стормунд бились перед самыми воротами, там же, где встретились. Схватка заняла весь двор. Квитты стояли полукругом у стены хозяйского дома, отбиваясь от наседающих граннов. В тесноте двора гранны мешали друг другу, и многие из них были вынуждены бездействовать: спины товарищей мешали им дотянуться до противника.

Хагир помнил, что у него за спиной дверь хозяйского дома, и сама память о ней делала его всегдашнюю твердость нерушимой: сейчас, не как в морской битве на кораблях, было действительно некуда отступать. Он не думал ни о чем определенном: воин в нем дрался самостоятельно, делая главное дело своей жизни. С самого детства он рос и воспитывался как воин, и привычка к мысли о возможной гибели не оставляла места страху и сомнению. Эта битва главная и последняя; этот дом за спиной он должен защитить, а ничего другого для него сейчас не существовало. Он только помнил, что к нему за спину гранны не должны пройти и не пройдут. Гранны падали ему под ноги, их тела лежали тут и там, везде попадались на глаза, он спотыкался об их вытянутые руки, но живых противников не становилось меньше. Серые и одинаковые, как волки, они лезли и лезли, и снова перед глазами мелькал чей-то клинок, как голодная змея, жаждущая человеческой крови.

Из середины двора долетел странный звук: какой-то неясный вскрик, и гранны вдруг отступили. Многие из них мельком оглядывались, предусмотрительно держа перед собой изрубленные щиты.

Хагир бросил взгляд через раздавшуюся толпу и сразу увидел перед самыми воротами чье-то крупное тело на земле. Стормунд лежал, как-то нелепо откинув голову, руки и ноги бесцельно шевелились, скребли землю. Мелькнуло дикое опасение: он лежит, его сейчас зарубят! Но порыв броситься вперед тут же угас: взгляд зацепился за ярко-красное пятно, быстро разливавшееся по земле возле шеи Стормунда. На его всклокоченной бороде виднелась блестящая кровь. А на лице было такое изумленное выражение, точно Стормунд хотел спросить: что это такое? Как это меня угораздило?

Все это ярко, до последнего волоска, отпечаталось в сознании Хагира, а выводов оно делать не стало. Неосознанное внутреннее чувство толкнуло его не вперед, а назад: сейчас так надо.

– В дом! – крикнул он, торопясь, пока гранны не опомнились.

Через незапертую дверь квитты устремились внутрь хозяйского дома. Гранны бросились за ними, лихорадочно вопя при виде убегающей добычи. Хагир заскочил последним, топором в левой руке ударил прямо по чьему-то бородатому лицу и захлопнул за собой дверь.

Снаружи немедленно застучали. Но выбить эту дверь будет не так просто: толстая дубовая доска и косяки были прочно окованы железом.

– Что? Где? Где Стормунд? – истошно кричала Бьярта, толкаясь среди хирдманов, как в лесу, распихивая людей и все пытаясь найти среди них мужа. – Хагир! Где же он?

Хагир не отвечал. Тяжело дыша, он стоял, прислонившись спиной к двери и чувствуя, как она содрогается под ударами снаружи, и пытался пересчитать оставшихся хирдманов. Краем глаза и еще тем непостижимым чувством, которым вожак связан с дружиной, он замечал, что со двора вошло в дом меньше людей, чем стояло перед воротами в самом начале. Два, три, четыре… Стейн Уголёк, Грют… Человеческое мельтешение в кухне мешало подсчету: женщины вопили и плакали, хирдманы бранились, раненые требовали помощи. Альмунд, Бьюр, Хёрд… Шесть, семь, восемь… Хринг кузнец с перекошенным лицом зажимает локоть левой руки правой ладонью, между пальцами обильно капает кровь. Эйар, Лейг, второй Стейн, Молотильщик… десять, одиннадцать, двенадцать… Хагир шарил взглядом по кухне, но дальше натыкался только на женские покрывала. Аудвин… Эгдир… Вместе с Эгдиром – тринадцать человек. Хагир никак не мог вспомнить, сосчитал он самого себя или нет, почему-то это казалось очень важным. Такой заботой сознание пыталось отодвинуть страшную истину – что больше считать некого, это все.

– Ну, что ты? Ты не ранен? – Хагир вдруг увидел перед собой лицо Тюры и ковшик с водой у нее в руках. – Сколько их там осталось? Богиня Фригг! Ты меня слышишь?

Хагир вцепился в ковшик и стал жадно пить.

– Наших – половина, – хрипло выдохнул он, когда вода вдруг почему-то кончилась. – Я – нет, вон, Хринг…

– А это что? – Тюра показала на его предплечье, где на рубахе виднелся широкий разрез. Ни стегач, ни кольчугу он в суматохе не успел надеть, и чудо, что этот порез на нем единственный.

– Не… – начал Хагир и глянул на плечо.