В ельнике было много снега, так что Огнеяр шел медленно, ведя Похвиста на поводу и с трудом вытягивая ноги из сугробов. Оборотневу Смерть он снял с седла и нес в руке, чтобы поменьше цеплялась за ветки. Ее железная шея потеплела под его ладонью, как будто рогатина была довольна, что приближается к дому. Дорогу к Елове Огнеяру указывал чуть заметный человеческий запах. Раз в несколько дней кто-то из Вешничей навещал ведунью, приносил ей разные припасы, и запахи оставили след на снегу и деревьях. Едва уловимо пахло дымом.

Тонкий след вывел Огнеяра на поляну. К старой ели привалился огромный сугроб с кабаньим клыкастым черепом наверху. Из отверстия тянулась серая полоска дыма – это и была избушка ведуньи.

Огнеяр не дошел еще и пяти шагов до дымящего сугроба, как низкая дверь растворилась и на крылечко выскочила худощавая женщина в коричневой рубахе, с ожерельем из кабаньих клыков, с длинной седой косой, с темным морщинистым лицом, на котором странно светлыми и пронзительными казались серо- зеленоватые глаза. Огнеяр никогда не видел Еловы, но сразу узнал ее. От ведуньи исходило ощущение силы Леса, которой нет в обычных людях. В любой толпе Огнеяр узнал бы ведунью, как и она узнала бы оборотня.

Но сейчас Елова даже не взглянула на него. Ее лихорадочно возбужденный взгляд был устремлен на священную рогатину в его руках.

– Воротилась! – с тоской, томлением и радостью воскликнула она и шагнула с крыльца в снег, протягивая руки к рогатине, как мать, которой возвращают похищенное дитя. А у Огнеяра поджались уши от ее голоса – точно таким, этим же самым голосом с ним говорила над Белезенью сама Оборотнева Смерть. –  Родная моя!

Ведунья выхватила у него из рук рогатину и прижалась коричневой морщинистой щекой к черному клинку. И тут же отшатнулась, словно обожглась, и впилась взглядом в черные знаки на клинке. Некоторое время ведунья разглядывала письмена Подземного Пламени, а потом подняла пронзительный и враждебный взгляд на Огнеяра. У любого человека дух бросился бы в пятки от этого взгляда, а Огнеяр только нахмурился.

– Что же, мудрая женщина, гостя на снегу держишь? – дерзко и требовательно спросил он. – Я тебе твое сокровище через сколько верст вез, намаялся с ней. Хоть бы спасибо сказала!

– Экий ты прыткий! – неприязненно ответила Елова. – Думаешь, жив остался, так теперь всему Лесу хозяин?

– Всему, не всему, а родненькой твоей, – Огнеяр презрительно кивнул на рогатину, – я и правда как есть хозяин. Вы ее князю продали, я ее у князя отбил – так вы мне теперь за подарок поклонитесь! Хоть накормила бы, кабанья мать!

– Хм! Накормила! – сварливо повторила Елова, прижимая к себе рогатину, словно гость грозил снова отобрать ее. – Тебя накормишь! Ты все стадо разом сожрешь! Ты да брат твой старший! Белый хромой! Накормила бы! Иди уж…

Проворчав последние слова, Елова повернулась и вошла в избушку. Дверь она не закрыла, и это Огнеяру пришлось принять за приглашение. Более любезного обращения ему, как видно, было не дождаться, да он и сам не расположен был к сладким речам. Это у Светела хорошо получалось. Пока он не слишком понадеялся на священную рогатину чужого рода. Сильнее, чем следовало.

В избушке было темно, дверь Огнеяр за собой закрыл, чтобы не пропадало зря тепло очага, но в свете его волчьи глаза не нуждались. Избушка ведуньи, тесная, темная, пропахшая землей и сухими травами, больше напоминала звериную нору, чем жилье человека, но именно поэтому Огнеяру здесь понравилось. Он уселся на пол возле очага, поднес ладони к огню.

– Ешь! – Елова сунула ему в руки плошку с куском вареного мяса и кусок черствого хлеба.

Огнеяр принялся за еду, а ведунья уселась напротив него и стала старательно мазать куском сала клинок рогатины, ласково поглаживая древко и что-то бормоча. Огнеяр забавлялся, наблюдая за ней: точь-в-точь бабка нянчит ненаглядного единственного внука.

– Ну что, матушка, наелась? – спросил он, покончив с мясом и хлебом. – Должок за тобою!

– Какой должок? – донесся из полутьмы сварливый старушечий голос. Непросто было догадаться, кто это сказал: ведунья или сама священная рогатина.

– Обещала мне Оборотнева Смерть рассказать, где мой враг и кто он. Я ее домой доставил, как уговаривались, – теперь ее черед.

– Ах вот что! – отозвалась ведунья. Голос ее подобрел, словно это ее кто-то щедро угостил салом, обогрел у огня и приласкал.

Она склонилась к клинку рогатины, повернула его перед огнем так, чтобы пламя осветило черные знаки. Огнеяр молча ждал, пока ведунья разберется в подземных письменах или пока сама рогатина расскажет ей то, что знает.

– Говорит рогатина священная вот что, – наконец забормотала ведунья, и голос ее был так похож на голос рогатины, что Огнеяру казалось во тьме, что Оборотнева Смерть заговорила сама. – За год до тебя послал Перун Громовик на землю сына своего. Родился тот сын не так, как ты, матери-женщины у него нет. А силу ему дал Перун великую и повелел с порожденьями Тьмы Подземной биться везде, где только встретит их. Ибо расплодились стада Велесовы так, что людям от нежити проходу нет!

Из-за очага послышалось тихое ехидное хихиканье, а потом рогатина устами ведуньи заговорила снова:

– Родился сын Воина Небесного в Перунов день, а весною явился твоей матери Огненный Змей. Ибо пожелал Велес послать в мир земной своего сына, чтобы был ты достойным противником сыну Перуна.

– Он тоже оборотень? – нетерпеливо воскликнул Огнеяр.

Он присел на корточки, подобрался, будто готовясь сейчас же вскочить. Ему казалось, что рогатина говорит слишком медленно. Сердце стучало в его груди, как пойманный зверь, дух занимался – ему открывалась тайна его судьбы.

– Он оборотень, – подтвердила рогатина. – Рыжею шкурою он одевается, на шаги его небо грозой отзывается! Велика его сила, тебе не совладать с нею! Потому и сотворил тебя волком Отец Стад, что кроме волка никому с ним не управиться!

– Где он? – нетерпеливо спросил Огнеяр.

– Ты хочешь его убить? – Ведунья вдруг вскинула на него глаза, и они вспыхнули в свете пламени, как два зеленых уголька.

– Я хочу его увидеть… – чуть слышно ответил Огнеяр.

Он не мог говорить, у него пересохло в горле. Вместо вражды и жажды битвы, которые должно было в нем вызвать известие о предреченном противнике, он ощутил глубокое волнение, тоску, радость и мучительное стремление найти его, заглянуть ему в глаза. Он не один такой на свете – оборотень, рожденный человеком, сын бога среди людей. Сейчас он не думал, что они с сыном Перуна посланы в мир истребить друг друга. Противник в Битве Богов казался ему сейчас близок и дорог, как брат, ближе матери, ближе Милавы. Ведь они – люди, кровь роднит его с ними только наполовину. А он, назначенный судьбой противник, разделяет с ним все выгоды и все тяготы жизни в двух шкурах. Он тоже знает, как это – жить на грани миров, быть чужим и людям, и зверям.

– Где он? Как его найти? – потребовал Огнеяр, подавшись ближе к ведунье с рогатиной.

– Ищи, – прошипела та. – Рогатина священная тебе не клубок путеводный. Что знает, то сказала. Знание само не дело есть. Дело – в том, в ком сила. Дело – за тобой, Огненный Волк, – тихо произнесла она, и Огнеяр незаметно вздрогнул при звуке своего тайного имени.

– А от нас уходи! – уже от себя сказала Елова, и Огнеяр понял, что Оборотнева Смерть больше ничего не скажет. – У нас, у людей, не место тебе! Пока все наши сыны домой не воротятся – на двух ногах, не на четырех! – не откроем мы двери тебе! И на девок наших не гляди – не про тебя они!

– А если я вам всех ваших домой ворочу? – азартно воскликнул Огнеяр. Известие о противнике вдруг наполнило его силой, он сейчас мог решиться на все и сделать многое; мир, мгновения назад замкнутый в темное безвыходное кольцо, мигом раздвинулся в неоглядную ширь и запестрел яркими цветами далеких