— А он у тебя по-печенежски разумеет? — спросил Борята.

— Разумеет. Чернава научила его. Купцы переглянулись.

— Ага, — сказал только Борята и отвернулся от парня. — Показывай замки-то.

Добыча отпер ларь и принялся показывать гостям свою работу. Здесь у него хранились большие висячие замки, предназначенные для дверей домов, амбаров, погребов, для ворот. Каждый замок был похож на два медных туеска, один пошире, другой поуже. Их соединяла железная дужка, изогнутая, как подкова. Запирался замок без ключа, нужно было только вдвинуть дужку разом в обе части, и хитро расположенные пружины зажимали ее и не выпускали обратно. Чтобы отпереть замок, нужно было вставить в отверстие точно подогнанный железный ключ.

Купцы долго разглядывали разные замки, пробовали, как они работают, хвалили Добычино уменье. Наконец они обговорили, какие замки нужно сделать для них, и довольный будущим прибытком хозяин повел гостей в большую половину дома, велев жене собрать угощенье.

В ожидании долгой осады угощенье было скромным, но гости не выказывали недовольства. Разговор зашел, конечно, об осаде. Купцы сокрушались, что она навредит их торговле, даже если все кончится хорошо и Белгороду не придется сдаваться на полное разорение.

— Вот явил бы Бог Иисус чудо по Никитиной молитве! — сказал Добыча, вспоминая недавний молебен. — Услышал бы Бог если не нас, так хоть бискупа! «Яко исчезает дым, да исчезнут! » — торжественно повторил он понравившийся стих.

— Бог-то милостив, — согласился Борята. — Да мало надежды, что так вот и рассеются, коли сами мы будем сложа руки сидеть да чудес дожидаться. Слышал, как говорят: Бог-то Бог, и сам не будь плох.

Он говорил неторопливо, через каждые несколько слов обращая на собеседника пристальный испытующий взгляд, словно сомневался, что его поняли. Голос его был многозначительным, как будто он хотел сказать больше, чем произносил вслух.

— Ну а иначе чего нам ждать? — спросил в ответ Добыча. — Прогнать-то их ныне некому.

— Говорят: сила есть — ума не надо, — вставил Ярун. — А ведь можно и по-иному повернуть: ум есть — и силы не надобно. Коли нельзя печенегов прогнать, так уговорить можно…

— Как уговорить? — удивился Добыча.

— А попросту, — сказал Борята. — Столковаться бы с кем, кого хан ихний слушает, чтоб уговорил его вести орду на Киев, а от Белгорода отступиться. Родоман своего старшего сына пуще глаз любит и жалует, во всяком деле с ним первым совет держит.

— А вам-то откуда знать, кого он любит? — недоверчиво спросил замочник. Такой поворот беседы удивил и озадачил его, он даже не знал толком, что отвечать.

— Мы-то знаем, — значительно ответил Борята. — Мы с ними и раньше торговали, и с Родоманом самим, и с сынами его встречалися. Печенеги хоть и дикий народ, а купцов уважают, понимают — на торговле державы стоят.

— А чего же вы к нам в город кинулись, коли вам от них беды не ждать?

— В городе-то сохраннее, мы ведь не горшки печные везем, у нас товар дорогой! Ладно, что сделалось, того не переменишь, а вот что дальше будет, то в наших руках.

— Стало быть, думаете по прежнему знакомству ханского сына уговорить от Белгорода отступиться? Да как же? Ему тоже Белгород охота пограбить, он за тем и пришел.

Добыча быстро соображал там, где дело касалось его чести и выгоды, но сейчас с трудом мог взять в толк, о чем говорят купцы. Как и все в Белгороде, он видел в печенегах врагов и не мог вообразить, как можно с ними сговариваться.

— За ханом — орда, хан без добычи или без большой дани не уйдет. А сына ханского можно и подешевле уломать, — как опытный взрослый несмышленого ребенка, наставлял его Борята. Торговый человек привык думать, что любое дело можно проделать к своей выгоде, если взяться за него с умом. — У нас есть кое-что, что ему по нраву придется…

— Так ведь он чуть жив лежит! Может, помер уже.

— Не помер! — уверенно возразил Ярун. — Печенеги — племя живучее, от таких ран не помирают.

— Да он теперь зол на нас — может, Явор его на всю жизнь изувечил. Не захочет он и говорить, а сразу велит головы срубить или еще похуже что.

Не в силах так сразу принять подобную мысль, Добыча выкладывал все возражения, которые только приходили ему в голову. Он всегда не доверял чужакам, а черниговцы замыслили совсем уж безумное дело!

— Не велит! — с той же уверенностью ответил Ярун и растянул рот в хитрой усмешке. — Мы слово такое знаем заветное, с ним все сбудется по-нашему.

Оба купца испытующе смотрели на Добычу. Замочник сообразил, что такими замыслами не делятся с кем попало. Разговор этот с ним, видно, завели неспроста. Перестав задавать вопросы и возражать, он выжидающе смотрел на Боряту, готовясь сразу от всего отказаться.

Борята понял его ожидание и заговорил дальше.

— Столковаться с ихним княжичем мы сумеем, да вот задача — как к нему попасть? — Он помолчал несколько мгновений, но Добыча молчал тоже, и купец продолжал: — Говорят, есть в Белгороде ходы подземные за стены на вольную волю.

— Как не быть? — подхватил Ярун. — Во всяком городе есть!

— Во всяком городе есть, да не всякий их ведает, — неспешно говорил дальше Борята. — Уж не ведаешь ли их ты, человече? Ты в Белгороде первый замочник, уж не ты ли для тех дверей замки ковал?

Он упер в Добычу проницательный и значительный взгляд, и Добыча понял: вот оно, ради чего купцы пришли к нему и завели этот темный разговор.

«Господи, воздвигни силу Твою и прииди во еже спасти ны», — вспомнилось Добыче. Уж не Бог ли Иисус послал сюда этих купцов, чтобы помочь Белгороду избавиться от орды?

— Я ковал, — помедлив, согласился Добыча. Он еще не решил, как поступить, но был смутно доволен, что в таком важном деле ему придано немало веса. — Мои замки на них. Неужто правда хотите к печенегам идти рядиться?

— А чем худо? — живо ответил Ярун. — Мы сына ханского подарками порадуем, а он отца сговорит орду увести на Киев, — весь бы Белгород нам поклонился, кабы знал. А нам своих голов и товара жаль. Мы не белгородские, нам здесь пропадать неохота.

— Да как мне знать, что вы тем ходом печенегов сюда не приведете? — Теперь уже Добыча пристально заглянул в глаза тому и другому гостю. Внезапно пришедшая мысль обеспокоила его. — Вы не наши, вам нас и города нашего не жаль.

— Вот те крест! — Борята важно и привычно перекрестился. — Пусть мне Иисус Христос и Велес-бог будут послухами — таких замыслов не имеем.

— Не передо мной божитесь! — сказал Добыча и нахмурился. Слишком тяжелая ответственность внезапно свалилась на него. Кто он, воевода или волхв, чтобы решать за весь город такие важные и опасные дела? И все же он решил сказать то, что знал, — решимость и уверенность купцов поборола его удивление и недоверие. — Ежели идти к печенегам, то еще кое-кому надо поклониться… Бискупу Никите! Ход-то где начинается — в церкве! А от церквы у меня ключей нету, Никита замок в Киеве покупал. Да и не знаю я, где там ход, там у него попробуй чего найди в темени да за решетками…

— С бискупом мы сговоримся! — Борята тихо засмеялся, хитро щурясь. Он уже был доволен тем, что узнал, а последнее препятствие — епископ — представлялось ему вовсе ничтожным. — Никите-то больше всех надо, чтоб орда без битвы поднялась да ушла. Сам говоришь — по его молитве! Бискуп-то хотел ведуна посрамить, а вышло, что вроде ведун его посрамил. Обещал он милость Господню, да где ее взять? Вот явит Господь чудо, Никита больше всех будет рад. А то люд белгородский некрепок в Христовой вере, а после такого чуда враз укрепится! Ведуна тогда бы взашей из города погнали. Пустит нас Никита к ходу, со всей радостью пустит, да еще из своих скотниц к нашим подаркам свои добавит.

— Ступайте к Никите! — сказал Добыча, торопясь скорее отделаться от гостей и поразмыслить в тишине. — А я пока за ключ возьмусь.

— Скоро ли сделаешь?

— Как Сварог даст… Сделаю — скажу.