– Полагаю, что нет, – согласился полковник.
Помещение ничем не напоминало тюремную камеру: ни решеток на окнах, ни обитой железными полосами двери с глазком. Это была обыкновенная комната, точнее даже, спальня в небольшом коттедже, принадлежавшем некоему Сайлэсу Ормзби, пока Его Величества Двадцать первый кавалерийский полк британских драгун, расположившийся лагерем неподалеку для пополнения запасов провизии и фуража, не реквизировал его, превратив в место заключения. Комната размером шесть на восемь футов была относительно чистой, меблировка состояла из походной койки (к счастью, без клопов), деревянного стула и пустого комода. Увы, дверь неизменно была заперта снаружи, а единственное окошко забито досками. Тюрьма, как ее ни назови, все равно остается тюрьмой.
За три дня и четыре ночи, проведенные в этой комнате, Кэтрин Роза Леннокс Броуди Макгрегор, леди Брэйморэй, успела до мелочей изучить предоставленное ей временное жилище. Она могла утверждать, что ей знаком здесь каждый дюйм пола, стен и потолка. Она знала, что тремя обычными шагами или пятью семенящими шажками можно преодолеть расстояние от двери до дальней стены. Она с точностью до минуты могла предсказать, как долго трехдюймовый огарок свечи будет освещать ее обитель своим тусклым огоньком, и установила дружеские отношения с мышиным семейством, обитавшим в соломенной крыше. В первый же день она заметила узкую щелочку в досках, которыми было забито окно, и вдоволь налюбовалась сквозь нее видом на грядку с турнепсом в огороде мистера Ормзби и на бескрайнее пшеничное поле за нею, усеянное брезентовыми палатками кавалеристов полковника Денхольма.
Больше всего Кэтрин мучили воспоминания о череде событий, приведших ее к заточению в этой безымянной деревушке к западу от Дамфриза, в самой южной оконечности Шотландской низменности.
Все произошло по ее собственной вине, тут и спорить не приходилось, но сознавать это было очень горько. Она украла документы слишком рано, на вторую ночь, а не на третью, как было условлено. Поэтому, когда она прибежала в комнату Юэна в трактире, его там не оказалось: он ведь ждал ее только на следующий вечер. До чего же обидно было думать, что, сумей она заставить себя вытерпеть еще лишь один день в обществе подполковника Моля, бумаги попали бы в руки Оуэна Кэткарта, а сама Кэтрин была бы уже на полпути к Эдинбургу. Она бы сейчас праздновала легкую победу, одержанную армией принца Чарли при взятии Карлайля, вместо того, чтобы сидеть тут взаперти и ждать, пока солдаты короля решат, жить ей или умереть. Если бы не ее проклятое целомудрие, ее слабость, ее… Она не знала, как это правильно назвать. И до чего же неприятно сознавать, что, будь у нее шанс повторить все сначала, ей скорее всего опять не хватило бы мужества. Раз в жизни судьба предоставила ей возможность нанести удар англичанам, ответный удар в расплату за все то зло, что они причинили ей и ее семье. И эту возможность она так бездарно упустила.
И все же… все же… Подполковник Моль оказался такой гнусной скотиной, таким зверем в человеческом обличье… Одним словом, он полностью отвечал представлению Кэтрин об англичанах. Она присела на койке и обхватила себя руками: при воспоминании о Моле, о том, как он прикасался к ней в тот первый вечер, ее охватила дрожь. План Оуэна Кэткарта и Юэна Макнаба состоял в том, чтобы, сблизив ее с Молем, получить доступ к его секретным документам. Этот план удался на славу. Моль увлекся ею при первой же встрече и в тот же вечер «выиграл» ее в пикет у Юэна Макнаба. Он поспешил отвести ее в «дом для гостей», оказавшийся на поверку обыкновенным борделем, и Кэтрин вскоре поняла, что взялась за дело, которое ей вряд ли удастся довести до конца. Переспать с английским офицером, чтобы выведать его военные секреты, – дело казалось таким простым, пока они обсуждали это с Юэном и Оуэном Кэткартом. Но, когда дошло до сути, выяснилось, что задача, представлявшаяся ей хоть и крайне неприятной, но необходимой, в действительности совершенно невыполнима. Не то, что спать с ним, даже думать об этом было тошно! В тот первый вечер, прежде чем Моль успел зайти слишком далеко, неожиданно раздался стук в дверь и появившийся на пороге вестовой вызвал его куда-то по срочному делу. Кэтрин едва не лишилась чувств от радости и облегчения, вспыхнувших в ее душе. Вот тогда-то и следовало догадаться, что задание ей не под силу. Дверь была незаперта, она запросто могла бы удрать. Всю ночь и весь следующий день Кэтрин упорно ждала его возвращения, хотя не раз за это время у нее возникало искушение сбежать.
Однако ненависть и жажда мести могут толкнуть человека на невероятные поступки, а Кэтрин вынашивала оба эти чувства целых четыре года. Но она, вероятно, лелеяла бы их в душе еще четыре года и даже десять раз по четыре, если бы англичане не совершили нового чудовищного преступления против семьи Макгрегоров. Три месяца назад, в августе 1745 года, они убили ее отца.
Поэтому она не убежала. Весь день она просидела у окна, глядя на грязный двор, загаженный собачьим и конским пометом, и думая о том, насколько точно окружающая обстановка соответствует сути ее задания. Когда Моль наконец вернулся и принялся ее лапать, Кэтрин терпела, пока не поняла, что сейчас закричит или упадет в обморок, но вместо этого решила отвлечь его внимание: позвала горничную и велела приготовить ванну для хозяина и подать ужин. За ужином Моль начал беспрерывно пить, и у нее вспыхнула безумная надежда: может быть, усталость и выпивка свалят его с ног, а она снова получит отсрочку? Увы, похотливый огонек в его глазах ясно говорил о том, что этому не бывать. После ужина Моль усадил ее рядом с собой на постели и пустился в рассуждения, поглаживая ее по плечу и взбалтывая виски в стакане.
– А ты и впрямь красотка хоть куда! Удивительное дело, – тут же добавил он, – вообще-то эти чертовы горцы все сплошь уроды. Может, в тебе есть немного английской крови, а, детка? Точно есть!
– Не знаю, милорд, вроде бы нет.
«Ах ты, гнусная свинья!» – с отвращением думала она при этом, невольно сжимая руку в кулак.
– Ладно, не важно. Так как, говоришь, тебя зовут?
– Кэтти Леннокс, сэр. Я из Эдинбурга. Там и познакомилась с моим дружком Юэном Рэмзи, которого вы вчера обчистили в…
– Я спросил, как тебя зовут! На черта мне сдалась твоя история? – нетерпеливо вскричал Моль, схватив ее за подбородок и грубо повернув лицом к себе. – Давай-ка кое-что уточним, красотуля. Я выложил за тебя тридцать гиней. Дороговато, конечно, но надеюсь, ты того стоишь. Так что придется тебе поработать за мои денежки. А теперь слушай внимательно. Кое-какие штучки мне нравятся, зато других я терпеть не могу, понятно?
Больно стиснув потной лапищей ее подбородок, он поведал о своих постельных пристрастиях. Кэтрин слушала, холодея. Потом она и вовсе перестала слушать, просто смотрела, как обнажаются, пропуская брызги слюны, его редкие желтоватые зубы, а нос, похожий на поросячий пятачок, подрагивает от возбуждения. Когда же смысл его слов грозил проникнуть в ее сознание, она старалась сосредоточиться на том, как сильно у нее болит челюсть. Глаза стали увлажняться, пришлось сглотнуть, чтобы подавить слезы. «Все это не важно, – уговаривала она себя, – это всего на несколько часов. Я выдержу».
Послышался стук в дверь, и две служанки втащили ванну. Когда они вышли, а Моль начал раздеваться, Кэтрин отступила к задвинутому в угол сервировочному столику и подлила ему в стакан еще виски. Заглянув в висевшее на противоположной стене зеркало, она увидела, как он вынимает из кармана мундира кожаный кисет и кладет его на высокий стол-конторку. Во рту у нее пересохло. Кэтрин точно знала, что вчера, когда Моль уходил, этого кисета при нем не было. Вот они, нужные ей бумаги! Ничего другого в кисете просто быть