контртемы.

Вначале появились первые случаи безжалостной болезни -контртема уничтожения. Ученые пытаются с ними бороться – тема спасения.

Потом случаев все больше. Ясно, что город охватила эпидемия, -контртема. Ученые беспомощны. Но армия дает им секретный препарат, который не помогает, -тема.

Проблема усложняется. Вирус мутировал, он может распространяться по воздуху. Эпидемия грозит всей Америке и всему земному шару -контртема.

Ученые ищут разносчика

вируса -тема, а военные хотят уничтожить вирус вместе в городом одной бомбой. Как они уже сделали когда-то в Африке -контртема.

Ученые под стрессом времени и под угрозой смерти находят обезьянку. разносчицу эпидемии - тема.

Президент США, обманутый военными, отдал приказ уничтожить город. Самолет с бомбой взлетел и направляется к цели -контртема.

Полковник убеждает летчиков не кидать бомбу – тема.

Ученые находят вакцину. Эпидемия побеждена – тема спасения победила контртему уничтожения.

Вы видите, как в процессе непрерывной борьбы темы и контртемы неуклонно растут бреши, поднимаются все выше барьеры, зона конфликта расширяется и углубляется. Коротко мы говорим об этом:ставки повышаются. Вначале ставка – 5 жизней больных, потом – сотня безнадежно больных, потом – целый город в эпидемии, потом – вся Америка обречена, а за ней весь мир.

Вначале ставка – профессиональный риск против недобросовестности, потом – риск жизнью ради спасения многих жизней; потом – почти безнадежный риск, мужество, отвага ради спасения человечества.

Когда зрители понимают, что история может пойти по одному из Двух путей, когда герой сам не знает, каким путем идти, а на одной из Дорог его ждет смерть; когда весы драмы колеблются между надеждой и

отчаянием, тогда рассказа насыщается энергией неуверенности. Это большая сила, толкающая сюжет вперед.

В тот момент, когда герой должен принять решение, какая-то альтернатива колеблет его решимость. У него есть два пути, и он может пойти по любому из них.

Вы помните, конечно, эту сцену в «Вишневом саде», когда Раневская сводит вместе Лопахина и Варю. Они остались одни. Порознь с каждым договорено о свадьбе. Варя хочет выйти замуж за Лопахина. И ясно, что она будет верной и заботливой женой, родит детей хороших и воспитает. Да и Лопахину нужен покой в семье. И Варя ему нравится. И он уже вроде согласился. Раньше он и мечтать не мог войти в такую семью. Но копни поглубже: как он породнится с семьей, которую обездолил, у которой вырубил самое дорогое – вишневый сад? Да и как-то трудно ломать

привычную гонку за деньгами, заполнившую всю его жизнь. А с другой стороны, надо бы остановиться, остепениться...

Эта сцена в любой постановке выделяется напряженностью. Актеры любят ее играть. В ней прячется энергия неуверенности, энергия принятия решения при равносильных альтернативах.

Помните фильм «Тельма и Луиза»? Полицейские машины выстроились в ряд за спиной героинь. Перед ними бездонная пропасть. Что они выберут? Долгие годы тюрьмы или мгновенное освобождение в смерти?

Или фильм «Хорошие парни» Мартина Скорсезе. У героя альтернатива: безвестность в нищете или уважение в преступном мире. Это в начале. А в конце альтернатива: погибнуть, стать пожизненным заключенным или предать?

Энергия неуверенности имеет два источника:

1. Неуверенность в действиях персонажа. Необходимо выбрать одну из двух возможностей.

2. Неуверенность зрителя, когда он не знает, каким путем пойдет переменчивое действие. Волнение охватывает нас, когда герой в опасности и его ждет спасение или гибель. И то и другое одинаково возможно.

Когда в фильме оба эти пути соединяются, характер приобретает дополнительную глубину, а действие дополнительную энергию.

На этом основан саспенс.

Мы можем четко сказать: чем больше мы сопереживаем характеру, тем больше энергии неуверенности порождает переменчивость в его ситуации.

С первых шагов кино сила неуверенности порождала энергию в остросюжетных сценах. Вспомните «Нетерпимость» Гриффитса. Невинно осужденного ждет казнь, а от губернатора мчится гонец с приказом о помиловании. Успеет – не успеет? Первые зрители этой оригинальной идеи на стульях не могли усидеть от волнения.

А что вы скажете о тысячах драк на краю скалы или на крыше мчащегося поезда?

Сумасшедший Джек Николсон прорубает топором дверь к жене или гонится в лабиринте за сыном в «Шайнинге». Достанет – не достанет? Догонит – не догонит? Силы неравные, но баланс равновесия колеблется то в одну, то в другую сторону.

Каждый хороший саспенс выделяет эту энергию неуверенности. Убьет ли маньяк, который видит во мраке, ослепленную темнотой Джуди Фостер («Молчание ягнят»)?

Сумеет ли полковник (Дастин Хоффман) убедить двух молодых пилотов не сбрасывать смертоносную бомбу на мирный город («Эпидемия»)?

Убежит ли мальчик от безжалостного преступника, которому приказано его убить («Клиент»)?

Ну и конечно, победит ли Харрисон Форд («Затерянный ковчег») своих врагов в схватках на движущемся транспортере, или бешено мча-

щейся вагонетке, или разваливающемся мостике. Короче, на всем. что шевелится, колеблется, дрожит и вертится. Прекрасные моменты, когда захватывает дух и детство возвращается.

Классное решение, развивающее энергию неуверенности у зрителей, предложил в финале ''Ромео и Джульетты' режиссер Баз Лурманн. Ромео плачет у бездыханного тела Джульетты, вот-вот проглотит каплю смертельного яда. Но Ромео еще не принял яда, а Джульетта уже оживает. Дрогнул ее палец по соседству с тем, на который Ромео только что одел прощальное кольцо. Ромео охвачен горем и не замечает, что у Джульетты задрожали ресницы, приоткрылись глаза. Она смутно видит Ромео, еще не понимает – явь это или сон. А он уже подносит ко рту ампулу с ядом... Мы каждый миг колеблемся между отчаянием и надеждой.

Неуверенность создает наибольшее напряжение, когда сомнения развиваются быстро. А победа проясняется медленно. Самое сильное волнение охватывает зрителей, когда герой вот-вот получит «это». Каждое препятствие на пути к «этому» вызывает вспышку зрительского напряжения. Каждое сомнение в том. что он «это» получит, напрягает нас. Зритель хочет ясности, чего-то одного и определенного. Как сказал Чехов – «в конце, герой, или женись или стреляйся».

Победа героя – это высшая точка драмы. Но она разрушает все напряжение, поэтому должна находиться в самом конце истории. Перед ней самая большая неуверенность напрягает нас вобязательной сцене.

Бреши в прогрессивном усложнении становятся все шире, барьеры становятся все круче, чтобы убедить нас, что герой способен их преодолеть. Но все это будет работать вхолостую, если в конце прогрессивных усложнений герой и антагонист не схватятся в решающей схватке. И герой не докажет нам. что он стоит наших волнений и наших надежд.

Эта сцена обязательно должна произойти здесь, сейчас, на наших глазах. Поэтому она и называетсяобязательная сцена. К ней все идет. Ее нельзя сделать и сыграть где-то под столом ногами. Мы хотим ее увидеть, чтобы испытать полную меру волнений за героя, которому уже отданы наши сердца.