— Не знаю, но зато теперь всем обитающим в доме это известно. Пока что, правда, кроме жены.
— Жена, как правило, всё узнаёт последней, — засмеялась Жанна. — Макс, а к чему ты мне это рассказываешь? Не хочешь ли сказать, что собираешься бросить меня?
— С ума сошла? — Резник, шутя, сделал страшные глаза. — Ни за что в жизни! Я так рад нашей встрече с тобой, Ирочка, ты даже сама не знаешь, как я рад! Меня тревожит лишь одно: я не могу жить с одной женщиной, любя другую.
Жанна испуганно посмотрела на него. Что ещё он задумал?
— Как ты смотришь на то, если я перееду сюда? — Резник затаил дыхание. — Правда, это будет чуть позже, когда я решу все дела со своим другом — депутатом. Сейчас у меня очень напряжённое время.
— Ты хочешь бросить свою жену? — Жанна не поверила своим ушам. Когда она шла на это, у неё и в мыслях не было серьёзности отношений между собой и Резником. Конечно, по истечении некоторого времени она поняла, что её влечёт к нему, и что он действительно ей нужен, и сокрушалась, что всё сложилось таким образом. У них ничего не получится, когда-нибудь Макс узнает, кто она такая и что из себя представляет, и тут же уйдёт от неё. Так зачем же приближать его к себе? Их отношения и так затягивают её, она словно попавшая в паутину муха, которая уже вряд ли выберется сама из этой сплетённой липкой сетки. Конечно, она сама этого хотела, чтобы он переехал к ней, но ведь не в связи с разводом с женой!
Жанне хотелось закричать. Ну почему Резник не такой, как все остальные мужчины, почему он не может солгать жене, что просто уезжает по делам, в командировку, а сам некоторое время поживёт в этой квартире? Заодно он может подстраховаться, вдруг комфорт его дома и его жизни с женой устраивает его больше?
Ей вдруг пришло в голову, что она, наверное, первая любовница, которая не хочет разрыва своего любимого с его женой. Но разве могла она предположить, что человек, которого ей надлежит соблазнить, окажется таким честным, таким правильным, таким справедливым? Разве она думала, что они на самом деле полюбят друг друга? Скрывать правду не было смысла, она знала, что это произошло на самом деле, хотя противилась этому изо всех сил. Разве она знала, что Резник, чью жизнь ей надлежит разбить, так прикипит к её сердцу? И что теперь она должна с этим делать? Ей требовалось время на передышку. Как бы ей ни было больно, она должна отказаться от Макса — сама. Одно дело, когда он уходит из своей семьи по собственному желанию, потому что полюбил другую женщину, и совсем другое дело, когда его жена застукает его с любовницей. Тогда он будет чувствовать себя виноватым, и, как любой другой муж, откажется от Жанны. Ну что-ж, она готова рискнуть. Макс ей слишком дорог, чтобы разбивать его жизнь так, как она планировала с самого начала. Она самоустранится.
— Дорогой, — позвала она Резника, который устало прикрыл глаза. — Я думаю, что тебе надо хорошенько отдохнуть. И мне тоже. Давай сделаем себе маленький отпуск, а? И как раз тогда всё хорошенько обсудим и подумаем, как нам быть дальше!
— Как твоя ножка? — заботливо поинтересовался Кравчук.
— Побаливает, — пожаловалась Мила. — Знаешь, иногда мне кажется, что теперь она будет болеть у меня всю жизнь.
— Ну что ты, милочка! — воскликнул Саша, поправляя обесцвеченную чёлочку. — Ой, — всплеснул он руками, — я совсем забыл! У меня есть подарок для тебя и твоей бедной ножки!
Мила оживилась. Подарки она очень любила, к тому же дядя нечасто баловал её сюрпризами.
Саша унёсся в другую комнату и через несколько минут явился с пакетом, на котором стоял логотип Вичини. Мила в предвкушении заглянула в пакет и увидела в нём обувную коробку.
Трясущимися от вожделения руками она открыла коробку и увидела там…
— Туфли! — воскликнула она. — Боже, какая прелесть! Где ты их взял?
— Украл, — обиделся Саша. — А по — твоему, милочка, где берут туфли от Вичини?
— Ну прости, прости, — Мила радостно уже примеривала обувь. — Ты посмотри-ка, мой размер! И как мне подходит! И этот цвет мне тоже нравится, у меня как раз есть новые штанишки в тон!
Она бросилась к дяде и расцеловала его в обе щеки.
— Ой, угодил, — приговаривала она.
— Смотри-ка, ты даже не хромаешь, — пошутил Саша.
Мила замахнулась на него туфлей, но кидать дорогущую обувь передумала.
— Знаешь, я тут присмотрела себе босоножки от Маноло Бланик, — вспомнила она, — тоже серебристые. Но теперь, когда у меня есть эти туфли, босоножки мне ни к чему! Сэкономлю!
Дядя добродушно рассмеялся. Отставив мизинчик, он поднял бокал с мартини.
— Ну, обмоем твою обновку!
Мила кивнула и отпила пару глотков водки с тоником.
— Ну так вот, я продолжу насчёт любовницы Анатолия Максимовича…Я почти уверена, что она у него есть!
— Эка невидаль, — отмахнулся Саша, поправляя майку от Дольче и Габбаны, — давно пора! Было бы странно, если бы у Резника не было любовницы. У меня и так уже были сомнения в его ориентации. Я вот думал, а не подкатить ли к нему? — подмигнул он племяннице.
Мила засмеялась.
— Ты всё шутишь, а между прочим, это всё очень серьёзно!
— Ну что ты так напрягаешься? — досадливо поморщился Кравчук. — Ну и пусть мужик развлекается, тебе-то что?
— А мне то очень даже что! — обиделась Мила. — Ты меня до конца не дослушал, а уже делаешь выводы! А между прочим, любовница у Резника — это нонсенс! Он никогда не изменял жене, понимаешь? И, если вдруг сейчас решил это сделать, это означает, во-первых, что та женщина не просто любовница. Значит, он относится к ней очень серьёзно. Такой человек, как мой свёкр, не станет встречаться с какой- нибудь юной шлюшкой, как мой папаша. Он слишком высоко ценит свою семью и свою жену, чтобы изменять. И я боюсь, что он может попросту уйти от Любови Андреевны к своей любовнице!
— Ну, это вряд ли, — заметил Кравчук. — Сама же говоришь, он слишком высоко ценит семью и жену. Да и сын у него имеется, между прочим!
— Что — сын? — презрительно фыркнула Мила. — Ещё ни один ребёнок не удержал отца от развода! К тому же Павел улетел в Лондон, будет там тосковать по своей азербайджанке!
Кравчук печально вздохнул, глядя на племянницу.
— Ни за что бы не подумал, что всё это так кончится, — сказал он, в два глотка приканчивая содержимое бокала, и подливая себе мартини. — Знаешь, сейчас я уже жалею, что тогда подсказал тебе эту тему, насчёт раковой опухоли.
— Ты что, отдаёшь предпочтение той Жанне, а не своей единственной племяннице? — обалдела Мила. — Как это понимать — жалеешь?
— Пора уже и о своей душе подумать, — пожал цыплячьими плечиками Кравчук. — Понимаешь, теперь ко мне пришло осознание того, что за все совершённые в своей жизни поступки нам всем придётся отвечать. Рано или поздно, либо здесь, либо там, — он показал пальцем в потолок. — И что я отвечу, когда меня спросят о погибшей душе той самой Жанны, которую я в глаза не видел? Что в угоду своей племяннице разбил жизнь и Жанны, и Павлика, ради того, чтобы Мила вышла замуж! А в результате этого брака кто счастлив?
— Я, я счастлива, — закричала Мила, — и, если тебя спросят там, наверху, об этом, ты можешь смело ответить, что в результате той афёры сделал меня счастливой!
— Тебя одну — счастливой, хоть это и сомнительная версия, зато двоих людей — несчастными. Разве это того стоило?
Саша Кравчук, гомосексуалист среднего возраста, довольно популярный стилист, печально поднял очередной бокал с мартини и опрокинул вермут себе в рот.
Мила во все глаза смотрела на дядю. Раньше она не замечала за ним приступов самобичевания и самокопания, а также не видела раскаяния ни в каких поступках. Что же с ним случилось? Кризис среднего возраста? Она вдруг поняла, что сейчас с ним бесполезно обсуждать то, что накопилось у неё в голове. А накопилось довольно прилично, и в основном это тревожные мысли. Мила искренне опасалась, что Резник
