Утром, во дворе провинциальной гостиницы, в ожидании М. Ощущение счастья, которое могло вызвать в нем только нечто временное, недозволенное — поскольку недозволенность заведомо исключала длительность этого счастья, и даже часто отравляла его, кроме тех редких случаев, когда оно, как сейчас, возникало неомраченным, в легком утреннем свете, среди далий, еще блестящих от росы…
*
История XX.
*
Она приходит, бравирует, «я свободна», и т. д., изображает женщину без предрассудков. Потом раздевается, ложится в постель, делает все, чтобы… в результате плохой []. Несчастен.
Она бросает мужа — он в отчаянии и т. д. Муж пишет ему: «Это вы во всем виноваты. Продолжайте видеться с ней, иначе она покончит с собой». На самом деле, крах предопределен: стремление к абсолюту, попытки достичь невозможного — в общем, она кончает с собой. Приходит муж. «Вы знаете, что меня к вам привело». — «Да». — «Выбор за вами: или я вас убью, или вы меня». — «Нет, пусть тяжесть выбора ложится на вас». — «Тогда убейте меня». В сущности этот вариант тупиковый, когда жертва на самом деде невиновна. Хотя
Неразборчивое слово. Неразборчивое слово.
[разумеется] она виновна в других вещах, за которые ей расплачиваться не приходится. Нелепость.
*
XX. В ней живет дух разрушения и смерти. Она [предназначена] Богу.
*
Натурист: вечная подозрительность в отношении к пище, воздуху и т. д.
*
В оккупированной Германии. Добрый вечер, repp офицер.
Добрый вечер, отвечает Ж., закрывая дверь. Он сам удивляется своему тону. И вдруг понимает, что у победителей часто бывает такой топ, потому что им неловко чувствовать себя завоевателями и оккупантами.
*
Ж. хочет не быть. То, что он делает, теряет свое имя и т д.
*
Персонаж: Николь Ладмираль.
*
«Африканская печаль» отца.
*
Конец. Везет сына в Ссн-Бриё. Стоят на маленькой площади друг перед другом. Как ты живешь? — спрашивает сын. Что? Да, кто ты, и т. д. [Счастливый], он чувствует, как вокруг него сгущается тень смерти.
*
В.В. Мы, люди этой эпохи, этого города, этой страны, крепко обнялись, потом оттолкнули друг друга, снова обнялись и наконец расстались. Но все это время мы помогали друг другу жить, сохраняя чудесное согласие между собой, свойственное тем, кому приходится вместе бороться и страдать. О, это и есть любовь — любовь ко всем.
*
Всю жизнь он заказывал в ресторанах мясо с кровью и в сорок лет вдруг понял, что на самом деле любит мясо хорошо прожаренное и без крови.
*
Освободиться от всякой заботы об искусстве и форме. Вновь ощутить сиюминутный живой ток происходящего, то есть заново обрести невинность. Забыть искусство значит в этом случае
Вновь обрести величие греков или великих русских через эту невинность второго уровня. Не бояться. Ничего не бояться… Но кто придет мне на помощь!
*
В тот день, по дороге из Граса в Кан, в состоянии невероятного внутреннего возбуждения он внезапно понимает, после стольких лет связи, что любит Джессику, что он наконец любит, и весь мир вдруг кажется ему погруженным в тень рядом с ней.
*
Я не участвовал в том, что говорил или писал. Это не я женился, не я стал отцом… и т. д…
*
Многочисленные списки беспризорных
*
Утренний трамвай из Белькура до Губернаторской площади. Передняя площадка — вагоновожатый и его рычаги.
*
Я расскажу историю о чудовище.
История, которую я собираюсь рассказать…
*
Мама и история: Ей сообщают про спутник: «О, мне бы не хотелось оказаться там!»
*
Глава
*
Растейль: колонист с большими усами и седеющими бакенбардами.
Его отец: плотник из предместья Сен-Дени; мать — прачка.
Все колонисты — парижане (многие — с баррикад 1848 года). В Париже безработица. Учредительное собрание проголосовало за выделение 50 миллионов для отправки переселенцев в колонию.
Каждому переселенцу:
жилье от 2 до 10 гектаров
семена, культуры и т. д.
Рацион продовольствия.
Железной дороги не было (она шла только до Лиона). Дальше по воде — на баржах, которые тянули лошади. «Марсельеза», «Песнь уходящих в бой», благословения священников, знамя для Мондови.
6 барж, от 100 до 150 м каждая. Спали на соломенных тюфяках. Женщины, чтобы переодеться, по очереди загораживали друг друга простынями.
Путешествие длилось около месяца.
В Марселе — неделя карантина в большом лазарете (1500 человек). Потом их погрузили на старый колесный пароход: «Лабрадор». Отплытие во время мистраля. Пять дней и пять ночей качки, у всех морская болезнь.
Бон — все население встречает переселенцев на пристани.
Багаж был свален в трюмы, чьи-то вещи пропали.
Из Бона в Мондови (на армейских повозках, мужчины — пешком, чтобы женщинам и детям было свободнее)
