потом появилась снова. Кэлин сжал пальцы, но они поймали лишь пустоту.
Лодка пересекла реку и уткнулась в берег. Перевозчик терпеливо ждал. Кэлин поднялся и подошел к нему. Человек в плаще протянул руку.
— Не давай ему монету, — сказала Ведунья.
Кэлин медленно повернулся:
— Почему вы здесь?
— Я пришла, чтобы вернуть тебя домой, Сердце Ворона. Твое время еще не пришло. И место это не твое.
— Я устал. Очень устал.
— Знаю. Пойдем поговорим.
Он бросил взгляд на перевозчика.
— Подождет, — быстро сказала Ведунья.
Она прошла к склону холма, села и стала ждать. Кэлину едва хватило сил, чтобы проследовать за ней, но он все же доплелся и тяжело опустился рядом.
— Тебя ждет Чара. Юноша покачал головой:
— Нет, Ведунья. Я потерял ее. Думал, что спас, но опоздал. Они сломили ее дух.
— Не сломили. Чара Джас принадлежит племени ригантов. Пусть она и молода, но душа у нее старая. Чара сильна. Она поправится. Сейчас дочь Колла Джаса сидит у постели того, кого любит, ухаживает за ним, молится, чтобы болезнь ушла.
— О ком вы говорите?
— О тебе, Кэлин. Ты не знаешь этот мир. Твое тело находится в доме Джаса. Оно больно.
— А это что за место?
— Черная Река. Место потерянных душ. Сюда приходят отчаявшиеся, заблудившиеся, те, у кого разбито сердце, те, кто испытал поражение. Это место не для тебя. Нам нужно вернуться в мир живых людей.
— У меня нет сил.
— Ты сам не знаешь свою силу. В тебе течет кровь Коннавара. Ты ригант, Сердце Ворона.
— Оставьте меня, Ведунья. Я устал, и перевозчик ждет.
— Мэв Ринг в тюрьме. Ее арестовали и собираются сжечь на костре как ведьму.
— Тетя Мэв? Ведьма? Это же чепуха.
— Однако все именно так. Жэм уже там. Вскоре ее поведут на костер, и пятьдесят стражей будут охранять место казни.
— Жэм не станет стоять в стороне.
— Нет, не станет. У него большое сердце, такое же большое, как Кэр-Друах, и оно наполнено магией земли. Жэм Гримо настоящий ригант, во всех смыслах: большой, шумный и величественный. Ты ведь любишь его, не так ли?
— Конечно. Он так много для меня значит.
— И для меня тоже, Сердце Ворона, потому что в Жэме мы видим чудо духа ригантов.
— Мне надо быть с ним. Я должен помочь.
— Не можешь. Твое тело ослабело.
— Но я должен что-то сделать, Ведунья! Скажите мне что. Я на все готов!
— Распахни сердце, Кэлин, и сохрани в нем Жэма. Ты проживешь жизнь так, как он хотел: без ненависти, с любовью. Это нелегко.
— Так Жэм умрет?
— Все, что живет и дышит, когда-нибудь умирает. Когда настанет время Жэма, магия хлынет из него, как вешняя вода, и коснется каждого сердца. Такова его геза. И поверь, когда этот день наступит, Гримо не придет к реке отчаявшихся. И не будет никакого перевозчика.
— Как мне попасть домой? — спросил Кэлин.
— А ты хочешь?
— Да.
— Так тому и быть. Он закрыл глаза.
Боль пронзила бок огненным копьем, и Кэлин застонал и открыл глаза. Над ним белел грубо отштукатуренный потолок с двумя балками из темного дуба. Чья-то рука сжимала его пальцы. Он повернул голову и увидел сидящую у кровати Чару Джас. На ее лице были слезы.
— Рад видеть, что ты очнулся, — сказал, наклоняясь к нему, Колл Джас. — Ты всех нас немного напугал.
— Где… Ведунья?
— Обитательница Леса вернулась к озеру Птицы Печали, — ответила Чара. — Но она пробыла здесь всю ночь.
— Я вас оставлю, — сказал Колл. — Отдыхай, Кэлин. Тебе надо залечить раны.
Он услышал, как закрылась дверь, и посмотрел в зеленые глаза Чары;
— Я люблю тебя.
— Знаю.
— Это я хотел сказать тебе в тот день у костра. Жаль, что не успел.
— Не разговаривай. Лежи тихо.
— Рено мертв.
— Это я тоже знаю. Ты привел нас к великой победе. Риганты считают тебя героем. Мужчины говорят о тебе с уважением и восхищением.
Она улыбнулась и пожала ему руку. Ее улыбка наполнила его такой радостью, что из глаз покатились слезы. Горло перехватило. Слова застыли, но он вцепился в ее руку так, словно от этого зависела его жизнь.
— Я тоже тебя люблю, — сказала Чара и, наклонившись, поцеловала его в щеку.
В ту ночь Галлиот Приграничник так и не сомкнул глаз, что случалось с ним крайне редко. Обычно он быстро засыпал, спокойно спал, не терзаемый кошмарами, и просыпался бодрым и отдохнувшим. Прошлую же ночь капитан крутился и ворочался, но так и не смог отгородиться от событий, случившихся в течение дня.
Никто не сомневался в том, какое решение вынесет суд. Мэв Ринг сожгут на костре.
Галлиот попытался убедить себя в том, что это не имеет никакого значения. Смерть одной горской женщины не потрясет основания варлийского правления. Он поправил подушку, лег на спину, перевернулся на бок… Наконец, понимая, что только разбудит спящую рядом Морин, капитан поднялся и спустился вниз, к камину, где за проволочной заслонкой догорал вечерний огонь.
Дом у Галлиота был маленький, с черепичной крышей и извитыми плющом стенами. У сложенного в давние времена камина стояло ведерко, наполовину заполненное кусками угля. Капитан не стал зажигать фонарь, а уселся в любимое кресло, бросил несколько поленьев в умирающее пламя и налил стаканчик выдержанного уисгли.
Немало горцев было казнено за последние десять лет по приказу Мойдарта. Некоторые не совершали никакого преступления. Но сейчас Галлиота волновали не вопросы виновности или невиновности. Его беспокоило нечто более важное, и он чувствовал это, несмотря на весь свой прагматизм.
Теплое уисгли раскатилось по жилам приятной волной, расслабляя напрягшиеся мускулы.
Утром он увидел нечто удивительное: школьный учитель Алтерит Шаддлер шел к Священному Суду в сопровождении дюжины горцев, напоминавших почетную гвардию. Потом один из тайных осведомителей сообщил о возвращении Жэма Гримо. «Вдова Барли говорит, что видела, как он ночью уложил двух рыцарей Жертвы, когда те напали на учителя». Капитан расплатился за ценные сведения тремя дэнами и задумался.
Час спустя к нему заявился сам сир Гайан Кай, с порога потребовавший отправить людей на поиски неведомого злодея, напавшего ночью на двух его рыцарей. Галлиот спокойно выслушал гневную речь посетителя. Гайан Кай был высокий, широкоплечий, жилистый мужчина, как и все рыцари Жертвы, прекрасно владеющий мечом, булавой, секирой и кинжалом. Большинство рыцарей, что не было секретом для капитана, умели обращаться не только с мушкетом и пистолетом, но и слыли мастерами боевых единоборств. Никто не желал бы иметь таких врагов. Противники ордена всегда умирали, одни от кинжала
