— Нет. Но скажет. Я видела это.
— И она выйдет за него замуж?
— Он заключит ее в объятия, и она будет любить его, — ответила Ведунья. — А теперь, Сердце Ворона, давай поговорим о тебе. И о тебе, Пламя-на-Воде. Чего вы желаете? Кричать друг на друга, злиться и ругаться?
— Нет, — сказал Кэлин.
Девушка покачала головой, но промолчала.
— Возьмитесь за руки, — приказала Обитательница Леса. Кэлин и Чара посмотрели друг на друга, и юноша протянул руку. Девушка подала свою. — Жизнь приносит много бед и много печали, Этому мы можем противопоставить только любовь. Только любовь дает силы идти по жизненному пути. Вы любите друг друга?
За прямым вопросом последовало молчание, потом Чара почувствовала, как Кэлин расслабился, и его пальцы сжали ее ладонь. Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но Ведунья остановила юношу:
— Не говори мне. Скажи ей. Кэлин посмотрел на Чару:
— Я люблю тебя.
— И я тебя.
— Тогда вам надо идти к дереву, — сказала Обитательница Леса. — Но примете ли вы мой совет, который я вам предложу, каким бы тяжелым он вам ни показался?
— Я приму, — ответила Чара. — Из всех нас вы самая мудрая.
— А ты, Сердце Ворона?
— Тогда подождите с этим два года.
— Два года? — удивленно переспросил Кэлин. — Это же целая вечность!
— Только для молодых. Знаю, вы сгораете от желания. Этот жар — хорошее чувство, в нем жизнь и страсть. Но чтобы пройти через десятилетия, нужно и кое-что еще. Вам нужно стать не только любовниками, но и друзьями. Нужно научиться доверять друг другу и понимать друг друга. Если пламя переживет два года, то будет гореть до самого конца. Таков мой совет. А теперь мне надо вернуться на остров. У меня много дел.
Кэлин и Райстер стащили лодку на воду, а потом все трое еще какое-то время стояли на берегу, провожая взглядами Обитательницу Леса. Достигнув острова, она сошла на землю и, не оглянувшись, исчезла в лесу.
Кэлин поднес к губам руку Чары. Увидев это, Райстер усмехнулся и сказал:
— Увидимся в доме. Я что-то начинаю чувствовать себя третьим голубем на ветке.
Когда он ушел, Кэлин посмотрел девушке в глаза:
— Ты сможешь ждать два года?
— Я не хочу ждать. Я хочу поскорее сбросить с себя одежду и любить тебя здесь, прямо на земле.
— И я тоже. — Он протянул руку. Она отступила:
— Обитательница Леса никогда не ошибается. Я хочу, чтобы наше пламя не угасло никогда. Я хочу жить с тобой и состариться с тобой. Хочу любить тебя, пока не погаснут звезды. Если ожидание принесет нам эту радость, то нужно подождать.
— Это будут очень долгие два года, — сказал Кэлин.
Алтерит Шаддлер сидел на шаткой кровати в своей крохотной комнатушке, глядя на падающий за окном снег. Было холодно, а скудный запас топлива иссяк. Плечи учителя укрывало тонкое одеяло. В жизни Алтерита случались спады, но сейчас все выглядело как никогда мрачно и беспросветно. Он осмотрел комнату: четыре книжные полки, прогибающиеся под тяжестью исторических фолиантов, древний потрескавшийся от времени сундук с кое-какой одеждой, грамотами и призами, полученными в далекие студенческие, годы. На крышке сундука белый парик из конского волоса, заношенный и поредевший, с проступающей на висках холщовой подкладкой. Западная стена пустовала, В бледном свете на ней поблескивали капли стекающей из-под потолка воды, над полом темнело пятно плесени.
Комната располагалась на верхнем этаже старого пансионата, непосредственно под дырявой крышей. В прошлом году он погубил свой лучший сюртук, беспечно оставив его на всю ночь у этой вот стены. Летние дожди размыли смолу и глину, влага просочилась сквозь потолок, и когда пришла осень и Шаддлеру понадобился сюртук, он обнаружил его покрытым серым пушком плесени.
Алтерит всегда ненавидел эту комнату, но теперь, когда перед ним появилась перспектива потерять и ее, учителя переполняло отчаяние.
Минувший год был едва не самым лучшим для него как учителя. Разговор с Мулгравом о великом вожде Коннаваре заставил его пересмотреть исторические источники. Он обнаружил множество свидетельств, противоречащих официальной точке зрения. Весной, сэкономив нужную сумму, Шаддлер подписался на «Варлийский научный вестник», издававшийся в Варингасе, и попросил прислать предыдущие номера, затрагивавшие вопросы войн между варами и горцами. Некоторые из попавшихся статей оказались весьма любопытны, особенно посвященные сражениям Бэйна. В них, в частности, описывались устройство и природа общества ригантов в годы после смерти Коннавара.
Алтерит невольно проникся уважением к древнему народу и его жизненным устоям. Он даже попытался вселить это уважение в души учеников. Результат обнадеживал и радовал: прогулы прекратились, класс всегда был полон. Дети старательно выполняли домашние задания, дисциплина на уроках заметно улучшилась.
Лето выдалось по-настоящему золотым. В конце учебного года ученики сделали ему подарок, преподнеся небольшую коробочку с ванильными конфетами, купленными у аптекаря Рамуса. Алтерит был тронут, хотя конфеты отличались необыкновенной твердостью, и он, опасаясь за свои зубы, поделился ими с классом.
Добившись от детей внимания, Шаддлер расширил список изучаемых предметов, в который помимо истории, чтения и письма входили также арифметика и математика. К немалому удивлению, он обнаружил, что некоторые из подопечных прекрасно схватывают новые концепции, а один вообще проявил исключительную одаренность. Арлебан Ахбайн быстро научился выполнять сложные арифметические действия в уме.
Кто бы мог подумать, что такой талант станет причиной тяжелых последствий.
Банни работал много и упорно, зачастую оставаясь после уроков, чтобы поговорить с Алтеритом о цифрах и их магии.
Мрачное настроение рассеялось, когда учитель вспомнил о разговоре с мальчиком по поводу цифры «9».
— Это чистая цифра.
— Как это, Банни?
— На какое бы число мы ни умножили девять, результат всегда возвращается к девяти.
— Объясни.
— Например, пятью девять сорок пять. Четыре плюс пять получается девять. Умножим шестнадцать на девять. Получим сто сорок четыре. Сложим две четверки и единицу. Опять девять. И так во всех случаях. Удивительно, да?
Алтерит улыбнулся. Успехи Банни произвели на него такое впечатление, что он записал мальчика в список сдающих школьный экзамен по арифметике. Ему было отказано. Дальше — больше. Шаддлеру запретили расширять перечень изучаемых предметов и тем, все уроки, кроме чтения и письма, были отменены. Но на этом дело вовсе не окончилось. В конце зимней четверти директор школы, престарелый доктор Мелдан побывал на одном из уроков Алтерита, незаметно усевшись в заднем ряду.
Урок стал подлинным триумфом Алтерита Шаддлера, ученики работали внимательно, а один из них в заключение прочел собственное сочинение, посвященное Бендегиту Брану, одному из сподвижников Бэйна.
Учителя распирала гордость.
Спустя два дня доктор Мелдан вызвал Алтерита в свой кабинет, расположенный на первом этаже школы. Сесть Шаддлеру предложено не было.
— Я ломаю голову, — заявил директор, — над тем, почему столь компетентному учителю вздумалось переписывать историю. Возможно, вы объясните мне это.
