— Думаешь, они рассуждали бы так же, если бы схватили нас?
— Я не отвечаю за других — пусть живут, как хотят, — ответил Гримо. — У меня своя жизнь, и я отвечаю только за себя. Если на меня нападают и выбора нет, я убиваю. Но не убиваю безоружных. Убери пистолет.
— Ты делаешь ошибку, Гримо.
— Может быть. Но я переживу.
— До сегодняшнего дня я не считал тебя глупцом. Юноша опустил пистолет и зашагал прочь. Гримо повернулся к Чайну Шаде и протянул руку.
— Парень, может быть, прав, — сказал варлиец.
— Время покажет.
— Удачи тебе.
Не говоря больше ни слова, Чайн Шада направился к мосту.
— Как твой бык? — поинтересовался Гримо. Охотник пожал плечами:
— Сломал ногу в прошлом году. Пришлось съесть. Мясо было хорошее.
— Жаль, отличный был бык.
— У меня теперь другой. Еще лучше.
— Надо как-нибудь зайти посмотреть.
— Попробуй, потом месяц на задницу не сядешь. Гримо рассмеялся:
— Осторожнее, Жнец.
С этим он повернулся и пошел к лесу.
Проводив его взглядом, Охотник направился к кустам, где были его помощники. Они оставались без сознания, но, судя по пульсу, их жизни ничто не угрожало. Он вернулся к Ситону.
— Со мной такого не случалось, — сказал раненый. — Я даже не понял, откуда взялся этот здоровяк. Три удара — и трое лежат на земле. Я успел выхватить кинжал, но тут маленький ублюдок пальнул в меня из пистолета. Клянусь Жертвой, я позабочусь о том, чтобы его повесили, а потом помочусь на его могилу.
— Нет, Бойлард, ты дал слово.
— Меня заставили, — возразил он. — Это не считается.
— Считается.
— Ладно, Жнец, делай как хочешь. Я — не ты. Никто не может стрелять в Бойларда Ситона и уйти безнаказанно. — Ситон поднялся с земли. — Вот уж порадуюсь, когда их вздернут.
— Не думаю.
Серп Охотника выскользнул из ножен и, пробив спину, пронзил сердце того, кто отказался держать слово. Охотник повернул рукоять и вырвал лезвие из плоти. Бойлард упал. Прохладный ветер ударил в лицо Охотнику. На этот раз он не принес с собой никакой магии.
Мэв Ринг прошла по старому амбару, наблюдая за работой двенадцати прядильщиц и то и дело останавливаясь, чтобы дать нужный совет новичкам. Не все еще научились управляться с громоздкими машинами, нажимая ногой на педаль и заправляя пряжу левой рукой. Чтобы добиться координации движений, требовалось время.
— Тверже и не опускайте руку слишком низко, — говорила Мэв, — Все получится.
Женщины нервно улыбались. Двенадцать станков обошлись недешево: по три фунта за каждый. Из столицы, Варингаса, их доставили в разобранном виде, а собирали уже на месте, в пустующем амбаре. У Мэв ушло несколько месяцев, чтобы самой освоить процесс и приобрести навыки, необходимые для обучения других. Дело шло раздражающе медленно, с заминками и ошибками, но теперь, спустя два года, мастерская производила столько ткани, что ее вполне хватало на обеспечение нужд едва ли не всех портных Эльдакра. Пять ткачих занимались производством высоко ценимых на местном рынке ковриков, а небольшая красильня у реки, приобретенная Мэв относительно недавно, позволяла рассчитывать на выпуск ярких, плотных шерстяных рубашек, пользовавшихся огромным успехом у варлийцев в холодное время года.
Одни только эти предприятия могли превратить Мэв Ринг в богатую по местным меркам женщину.
Существовала лишь одна проблема, заключавшаяся в том, что многие варлийцы отдали бы все за возможность войти с ней в долю. Другие деловые начинания Мэв оказались настолько успешными, что она становилась не просто богатой, а очень богатой. Все началось, когда она приобрела сорок процентов капитала в деле Гиллама Пирса, сапожника. Его изделия отличались превосходным качеством, но проницательности, сметливости и хватки Пирс был лишен начисто. Перед ним стояла перспектива оказаться в долговой тюрьме, когда пять лет назад в его мастерскую вошла Мэв.
Гиллам, неказистый, узкоплечий, краснолицый, сидел на скамье, полируя и без того сияющую пару сапог для верховой езды.
— Чем обязан, госпожа? — спросил он, делая вид, что не замечает ни темной шали, ни тяжелой серой юбки, которые в мире, управляемом варлийцами, считались основанием для отказа в какой-либо любезности.
Мэв Ринг подошла к столу и положила туго набитый, тяжелый кошель:
— Насколько я понимаю, сир, вы при всем вашем мастерстве нуждаетесь в средствах.
Тонкие губы стали еще тоньше.
— Мои дела не предмет для досужих сплетен. Пожалуйста, уходите.
— Я пришла не для того, чтобы сплетничать, мастер Пирс. Будьте добры открыть кошель.
Он открыл. Блеск золота ослепил сапожника, но не помешал высыпать содержимое на стол.
— Клянусь костями Персиса, — прошептал он. — Здесь тридцать фунтов.
— И будет больше, если вы пожелаете выслушать меня.
— Золото имеет свойство обострять внимание, госпожа, — сказал Пирс, поднимаясь со скамьи и предлагая гостье стул.
Она села. Пирс вернулся на место. — Пожалуйста, излагайте, что у вас на уме.
— Ваши сапоги и башмаки прекрасно пошиты, но вы не пользуетесь лучшей кожей.
— Она слишком дорогая, — перебил ее Гиллам.
— Верно. Но именно поэтому богачи и не покупают ваши изделия. Обслуживая бедных, вы вынуждены занижать стоимость. Короче, вам нужно менять ориентиры.
— Самую лучшую кожу необходимо привезти из…Масакара. Города, расположенного в трех сотнях миль от Камня. Я знаю. Небольшая партия прибудет на следующей неделе. Я приобрела ее.
— Вы делаете обувь?
— Нет. Я всего лишь женщина, у которой завелось немного лишних денег. Если мы станем партнерами, это пойдет на пользу нам обоим.
— Партнерами? Но что, не считая, разумеется, денег, вы можете предложить?
— Прибыль, — ответила Мэв Ринг.
Разговор длился недолго. Мэв согласилась профинансировать закупку кожи и урегулировать проблему долгов в обмен на сорокапроцентную долю капитала мастерской. Потом из заплечной сумки появилась пара старых сапог для верховой езды. Она передала их Пирсу.
— Прекрасная кожа, — внимательно осмотрев сапоги, заявил мастер, — но плохой пошив. Каблуки стоптались неровно, и левый сапог немного маловат. Видите, вот здесь палец упирается в кожу.
— Вы могли бы сделать для этого человека пару сапог лучшего качества?
— Конечно.
— Тогда сделайте. Пусть это будет произведение искусства, мастер Пирс.
— Он придет на примерку?
— Нет. Сапоги станут подарком.
— И кто же этот счастливчик? Ваш муж?
— Мойдарт. Сапоги были выброшены несколько недель назад. Один из слуг принес их моему другу, который, в свою очередь, принес их мне. Если ваш подарок понравится, мастер Пирс, то все узнают, что сам Мойдарт носит вашу обувь. По следам хозяина пойдут другие. Гиллам Пирс больше не будет продавать башмаки по два чайлина. Пусть их шьет кто-то еще,
— Вы очень уверены в себе, госпожа Ринг.
