меня, а мы сказали, что не знаем. Мы и правда не знали. Это сделал твой друг, Дардалион. Эти люди пришли, чтобы схватить нас, а возможно, и убить, ибо мы обладали Даром. Дардалион застрелил их из твоего арбалета.

– А ведь он клялся, что никогда больше не будет убивать, – прошептал Нездешний.

– У него не было выбора. Ты лежал пьяный, ничего не сознавая, а в твоем оружии заключалось столько смерти и насилия, что он не устоял. – Нездешний понурил голову, не желая больше слушать, однако не остановил ее. – Он запер наш Дар и убрал память о демонах и о человеке, желавшем завладеть нашими душами. Он сделал это, чтобы защитить нас.

– Но теперь ты все вспомнила?

– Да.

– Я старался, как мог, Мириэль… Не читай мои мысли, не входи в мою жизнь.

– Поздно.

Он кивнул и встал.

– Что ж… Постарайся тогда не слишком меня презирать.

– Ох, отец! – воскликнула она, обнимая его. – Разве могу я тебя презирать? Я люблю тебя, всегда любила.

Он испытал великое облегчение и, закрыв глаза, прижал ее к себе.

– Я хотел, чтобы вы с Криллой были счастливы. Хотел, чтобы вам хорошо жилось.

– Мне хорошо жилось, и я была счастлива. – Она с улыбкой погладила его по щеке. – Я собрала котомки – мы можем идти. – Она прикрыла глаза. – Белаш уже нашел лошадей и скоро будет здесь.

Он взял ее за плечи и снова привлек к себе.

– Ты могла бы уйти на юг с Ангелом. У меня есть деньги в Дренане.

– Нет. Я тебе еще пригожусь.

– Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

– Все мы когда-нибудь умрем, отец. И дело тут не только в распре между тобой и Карнаком, а в чем-то гораздо большем. Мне кажется, так было с самого начала.

– Тогда – в чем же?

– Не знаю еще, но это не Карнак послал к тебе Черных Братьев. В уме последнего рыцаря, убитого мной, я увидела образ человека с гладко прилизанными черными волосами, раскосыми глазами, в длинных одеждах густо-пурпурного цвета. Это он послал их сюда. И этот же человек когда-то натравил демонов на нас с Криллой.

– Откуда приехали эти рыцари?

– Из Дрос-Дельноха, а перед этим из Гульготира.

– Стало быть, там мы и найдем ответ на все вопросы.

– Да, – с грустью подтвердила она.

Ангел смотрел, как Белаш ведет пятерых лошадей через поляну, и думал: «Мерзкий дикарь». Все в надире было ему противно: раскосые бездушные глаза, жестокий рот, варварский способ убивать. У Ангела мурашки по коже ползли от всего этого. Он взглянул на далекие северные горы. Там, за ними, надиры кишат точно вши, всю свою короткую жизнь воюя друг с дружкой. У них не было еще ни единого поэта, ни единого художника или ваятеля. Не было и не будет! Дикий, злобный народ.

– Он здорово орудует ножом, – заметил Сента.

– Надирский ублюдок, – буркнул Ангел.

– Разве твоя первая жена не была наполовину надирка?

– Нет! – рявкнул Ангел. – Она была чиадзе, а это совсем другое дело. Надиры – не люди, а дьяволы, все до единого.

– Но славные бойцы при этом.

– Поговорим лучше о другом.

– Ладно, – хмыкнул Сента. – Откуда ты узнал, что они приближаются? Не зря же ты пошел в хижину за мечом.

Хмурое лицо Ангела осветилось улыбкой.

– Учуял лошадиный навоз – ветер-то дул с юга. Ну и подумал: может, это новая шайка убийц? Хотел бы я, чтобы так и оказалось. Ядра Шемака, ну и напугался же я, когда они напустили на нас свою порчу. До сих пор еще не очухался. Стою и пошевелиться не могу, а он идет на меня с мечом… – Он содрогнулся. – Словно в страшном сне.

– Да, не хотелось бы мне вновь испытать такое. Нездешний говорит, это Черные Братья. Я думал, во время Вагрийской войны их всех перебили.

Ангел оглядел тела рыцарей.

– Стало быть, не всех.

– Что ты о них знаешь?

– Очень мало. Ходят легенды о чародее, который основал этот орден, но я не помню ни его имени, ни с чего все это началось. Было это, кажется, в Вентрии – а может, еще дальше к востоку. Одно время их звали Кровавыми Рыцарями из-за их жертвоприношений – а может, Багровыми.

– Ладно, Ангел. Я вижу, ты и впрямь знаешь очень мало.

– Никогда не был особым знатоком истории.

– Это Кровавые Рыцари, – сказал, подойдя к ним, Белаш. – Их первые храмы возникли в Чиадзе триста лет назад, и основал их мудрец по имени Цзи Цзен. Они обрели большую власть и хотели свергнуть тогдашнего императора. Цзи Цзена после множества битв взяли в плен и посадили на золотой кол. Но орден не погиб, а распространился на запад. Вагрийский полководец Каэм использовал рыцарей при осаде Пурдола. Теперь они вновь возродились в Готире под началом мудреца Цу Чао.

– Ты хорошо осведомлен, – сказал Сента.

– Один из них убил моего отца.

– Как видно, они не только зло творят, – вставил Ангел.

Белаш замер, впившись в его лицо темными глазами. Потом медленно кивнул и отошел прочь.

– Зря ты так, – упрекнул Сента.

– Он мне не по нутру.

– Это не оправдывает дурных манер, Ангел. Оскорблять можно живых, но не мертвых.

– Что думал, то и сказал, – буркнул Ангел, – однако он знал, что Сента прав, и во рту у него после сказанного остался скверный вкус.

– За что ты их так ненавидишь?

– Я видел, на что они способны. Было это милях в шестидесяти к северу от Дельнохского перевала. Мы с отцом ехали из Намиба и увидели с холмов, как надиры атакуют какой-то караван. Никогда этого не забуду. Пытки продолжались далеко за полночь. Мы сумели уйти, но крики жертв долго преследовали нас. Они и до сих пор меня преследуют.

– Я жил некоторое время в Гульготире, – сказал Сента. – У меня там родственники, и мы часто ездили на охоту. Однажды в разгар лета мы заметили трех надирских мальчиков, идущих по берегу ручья. Главный егерь крикнул что-то, всадники пустили коней вскачь, и двух мальчиков закололи копьями на месте. Третий бросился бежать. Он был весь изранен, но еще держался на ногах. Наконец он упал, и тогда охотники, благородные готирские дворяне, сошли с коней и порубили его на куски, а уши отрезали в качестве трофея.

– И какова же мораль твоей истории?

– Варварство порождает варварство.

– Это какая-то новомодная проповедь?

– Право же, Ангел, ты нынче в очень дурном настроении. Я лучше оставлю тебя – наслаждайся им в одиночестве.

Ангел промолчал, и Сента ушел в хижину.

Скоро они отправятся на север, в страну надиров. Во рту у Ангела пересохло, и в животе пекло от страха.

Экодас любил лес, любил мирное сообщество величественных деревьев, устилающий землю