– Знаешь, что бы мне хотелось получить от тебя, Фил, старина?

– Что же? – спросил Никсон без всякого воодушевления.

– Сделай пьесу из “Вьюнка”.

– А! – односложно откликнулся Никсон, поскольку для него это слово звучит скорее как название сорняка, чем книги.

– Ты читал роман?

– Нет еще. – И с обидой в голосе Филби добавил: – Я был чертовски занят последнее время.

– Понятно. Ну так прочти. В ней кроется прекрасная пьеса. Я читал и все время думал: “Фил сделал бы из этого гениальную пьесу”. – Он рассмеялся своим милым пренебрежительным смешком и добавил. – Я чуть было сам не принялся за нее, но ты, конечно, сделаешь в тысячу раз лучше. Вещь в твоем стиле.

– А кто автор?

– Как же его фамилия? Да ты знаешь. У меня, наверное, книга где-то здесь. – Он оглядел гримировальный столик, посмотрелся в зеркало и добавил румян на щеки. – Ах нет, я отнес ее домой. Но ты обязательно разыщи книгу, потом разыщи автора, подпиши с ним договор, и тогда я... – Он вдруг вытянул руку и сказал: – Послушай, мне через две минуты на сцену. “Вьюнок”. Не забудь. Из него можно сделать потрясающую пьесу, а ты – единственный человек в Англии, кто на это способен. Пока, Фил, старина.

И вот Реджинальд сидит в своей комнате на Хейуардс-гроув и ждет прихода мистера Филби Никсона. Как это мудро, что они переехали в Лондон. Сидя в кабинете в Вестауэйзе, нечего и ждать, что тебя посетит известный драматург. А как легко, как естественно это происходит в Лондоне! С утра – дела, например, обсуждение договора об инсценировке романа или нечто подобное; во второй половине дня – возможно, посещение картинной галереи, обмен приветствиями с Корал Белл и другими знакомыми; ленч, спектакль; затем ужин у Ормсби или в другом месте. Как наполнена жизнь в Лондоне! Ни минуты свободной.

Сильвия тоже страшно занята. Гости к ленчу... в гости на ленч... в гости на чаепитие.

– Филби Никсон.

Пожимают друг другу руки, обмениваются приветствиями, садятся, закуривают.

– Прежде всего, – начал мистер Никсон, – примите мои поздравления по поводу “Вьюнка”. Это одна из самых очаровательных книг, которые я прочел в последнее время.

– Очень любезно с вашей стороны, – отвечает Реджинальд.

Но почему, думает он, похвала всегда оказывается общей фразой? И почему, раз уж подобная похвала достаточно формальна и неискренна, и к тому же исходит от человека, вкусы которого нам совершенно неизвестны, – почему бы такой похвале не выглядеть хоть немного точнее? Скажем, “самая очаровательная книга, которую я прочел за такое-то время”. Или – “одна из самых очаровательных книг, которые я вообще когда-либо читал”. Насколько было бы приятнее.

– Из беседы со своим приятелем Уилмером я понял, что вы хотите, чтобы я попытался инсценировать ваш роман. Не знаю, говорил ли он вам что-нибудь...

– Уилмер? – удивляется Реджинальд. – По-моему, я...

– Уилмер Кассельс.

– А, Кассельс, – поспешно говорит Реджинальд, не признаваясь, что совершенно незнаком с этим великим человеком, а как бы давая понять, что их отношения еще не позволяют называть друг друга по имени.

– Я расскажу вам, как я обычно действую в таких случаях.

Чувствуется, что он от чего-то страдает, думает Реджинальд, наблюдая за лицом Никсона, пустившегося в объяснения. Он хорош собой, прекрасно одет, известен и ценим, он человек светский, завсегдатай салонов, член многих клубов, он пользуется уважением и окружен восхищением, и при всем этом в нем проглядывает какая-то тоска, как будто он чего-то очень хотел, а ему не досталось. Интересно, как он поведет себя, если я похлопаю его по плечу и скажу: “Мне очень жаль, старина, но ничего у нас не выйдет”? Придет в изумление, наверное, или вообще не поймет, о чем я говорю. А может быть, разразится слезами? Нет, не стану проверять.

Они перешли к делу.

– Скажите, у вас есть агент?

– Агент? – удивился Реджинальд. – Нет. А должен быть?

– В данном случае это не так важно. Как вы знаете, пьесу заказал Уилмер, но я не люблю смешивать дружбу и дело. У меня есть хороший специалист, и если вы готовы передать дело в его руки...

– Конечно, конечно, – горячо согласился Реджинальд. – Вы в этом прекрасно разбираетесь. А я полный профан.

По лицу Никсона скользнула вежливая улыбка, но Реджинальду показалось, что в уголках губ по- прежнему таится тоска.

– Что же касается договора между нами, я предлагаю поровну.

– Я и в этом ничего не понимаю, – сказал Реджинальд. – Так обычно и делается?

Книга моя, думал он, а этому типу достается половина.

– Ну, разумеется, все зависит от обстоятельств, но обычно именно так. Если мы имеем дело с известным драматургом, – Реджинальд слегка поклонился, а Никсон, в свою очередь, поблагодарил его обычной быстрой улыбкой, – соотношение часто бывает две трети к одной. С другой стороны, если книга популярна, как ваша... Одним словом, мне кажется, пополам будет справедливо по отношению к нам обоим.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Во всех случаях – то есть я имею в виду, разумеется, все страны, если пьеса будет переведена, провинцию, Америку, Канаду, любительские спектакли и так далее.

– Согласен.

– И права на фильм, разумеется, тоже. Если вы еще не получали таких предложений.

– Нет, – покачал головой Реджинальд. – Вряд ли это подходящая книга.

– Ну да. Но пьеса может оказаться подходящей. Почти по каждой пьесе, имеющей успех, снимают фильм. Возможно, надо будет взять в долю режиссера; и Уилмер наверняка потребует себе что-нибудь; что же касается нас с вами – мы делим все доходы от фильма поровну. Вы согласны?

– Согласен, – повторил Реджинальд.

Таким образом, он получил на подпись официальный договор о том, что все доходы от пьесы делятся между ним и мистером Никсоном поровну. А сразу же после подписания договора в одной из газет появилась заметка, оповещавшая, что Филби Никсон работает над пьесой по известному роману Реджинальда Уэлларда “Вьюнок”. Две недели спустя в очередной заметке говорилось, что, как сообщалось ранее, Никсон пишет для Уилмера Кассельса новую пьесу по мотивам романа “Вьюнок”. И как раз когда Наш Театральный Корреспондент сообщил, что новая пьеса Никсона “Вьюнок”, по всей вероятности, станет гвоздем сезона, Реджинальд снова встретил Корал Белл.

Они столкнулись на углу Пиккадилли и Сэквилл-стрит. Реджинальд возвращался с затянувшегося ленча в каком-то клубе и вдруг остановился на углу Сэквилл-стрит, раздумывая, не стоит ли, раз он оказался в этих краях, заглянуть к портному и заказать один-два новых костюма. Лондон предъявлял большие требования к одежде, чем Вестауэйз. Нет, без Сильвии он не пойдет. Сильвия любит выбирать ему одежду. Для него рулон материи был всего лишь рулоном материи; быть может, некоторые отличались приятной расцветкой, но он никак не мог представить ту или иную ткань с рукавами и штанинами и с самим собой внутри. А Сильвия, кажется, может. Возможно, только делает вид, а возможно, это еще одна из множества ее удивительных способностей. В любом случае, они всегда ходили на Сэквилл-стрит вместе, и каждый визит к портному оставался у них в памяти милым воспоминанием.

Поэтому он вдруг снова повернул на Пиккадилли, продолжая путь домой, столкнулся с кем-то, пробормотал извинения и тут же воскликнул:

– О, это вы!

– Да, я, – ответила Корал Белл. – И, как всегда, занимаю слишком много места. А вы... Мы с вами... да, вспомнила. Нет, не говорите ничего.

Она вздернула подбородок и посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

– Ормсби. Я вспомнила, кто вы. Реджинальд Уэллард.

– Да. Удивительно, что вы вспомнили.