– И теперь же! Неужели же дожидаться ее смерти? Может, она еще и за горами…
– А у вас за плечами! – крикнул Иван Пропалый, и бросился на них.
Дружинники последовали за ним.
Павел ускользнул, воспользовавшись суматохой.
Гримм пырнул ножом одного русского, но сам пал под узловатым кистенем Пропалого. Двое других тоже были убиты.
Побоище кончилось и все умыслы злодеев рассеялись прахом.
– Куда же девался этот искариотский Павел? – спросил один из дружинников, отирая свой окровавленный меч.
– Поищем и его, но прежде надобно сделать расправу с этой падалью! – отвечал Пропалый, указывая на мертвых и шевелившегося посреди них Гримма.
– А, прикинулся! А, кажись, удар был верен, без промаха!.. Чу, отдыхает, силится сказать что-то! – промолвил другой дружинник, наблюдая за Гриммом.
– Возьмите вот тут… у меня за поясом все, что найдете, – прерывистым голосом заговорил последний, – только не добивайте меня!
– Эк, что сморозил! Да мы и без того оберем тебя, – заметил Иван, обыскивая его, и, нащупав в указанном месте большую кису, вытащил ее и радостно воскликнул. – Правда, эта собака стоит того, чтобы задать ему светлую смерть!
В эту минуту Эмма очнулась, приподнялась и смотрела на всех мутными, но не испуганными глазами.
Иван Пропалый подошел к ней и помог ей встать.
Она продолжала обводить всех диким взглядом.
– Наконец, я умерла! – заговорила она слабым голосом. – Гритлих, ты взял меня к себе!.. Как я рада!.. Как мне хорошо теперь!.. Что жить без жизни!.. Да, где же ты… О, дай мне полюбоваться на тебя…
Она протягивала руки в пространство.
– Нет, ты не умерла, ты жива, красная девица… Мы вырвали тебя у смерти… Вот твои вороги, – сказал Пропалый.
Эмма взглянула бессмысленным взглядом на трупы.
– А они давно уже умерли? Вместе со мной?.. Это вы, батюшка?.. Теперь мы не расстанемся с Гритлихом!
– Да она полоумная, брось ее, что проку возиться с ней! – закричали Ивану товарищи.
– Нет, возьмем ее с собой из этой преисподней. Тут побыть, так и мы заблажим… Давайте-ка на ее место этого старого Кащея! – сказал Иван.
Гримма потащили на кровать.
Он всеми силами выбивался из рук несших его, но, видя, что усилия тщетны, закричал, что есть силы, зовя кого-нибудь на помощь.
– Захмелел, горлопятина! Погоди, скоро не так запоешь! – говорил Пропалый, укладывая его и связывая своим кушаком.
Дружинники натаскали обломки скамеек, древков от валявшихся в подземелье копий и, навалив их кучей под постель, зажгли факелом.
Гримм продолжал изрыгать ругательства, но скоро затих, охваченный дымом и пламенем.
– Собаке – собачья смерть! Но куда девался окаянный Павел! – заметил Иван.
– Черт в зубах унес! – отвечали ему товарищи, освещая впереди и около себя все места и неся на руках слабую, безмолвную Эмму.
Они обыскали все обширное подземелье и, бросив поиски, поднялись через другую лестницу в необитаемую часть замка.
XXIII. Пожар
В этой необитаемой части замка Гельмст стены обвивали полуувядшие плющи, высовывались наружу из полуразрушенных окон; совы и филины летали на просторе и, натыкаясь на огонь факела, который принесли с собой из подземелья русские дружинники, чуть не гасили его и в испуге шлепались на землю.
Эмму положили на пол. Воздух освежил ее. Она стала дышать ровнее и свободнее.
Иван Пропалый, невзирая на сильный холод, окутал ее своим зипуном и, сам не зная, что с ней делать, куда ее девать и куда самим деться, согласился с прочими, что пора действовать.
Они начали подставлять факел к рваным обоям; последние быстро вспыхивали, но вскоре гасли, шипя от сырости.
Видя, что это не действует, дружинники стали собирать горючий материал и, наконец, достигли того, что пламя охватило всю комнату.
– Пора! Чу! Петухи перекликаются. Чай, теперь давно за полночь? Наши продрогнут от холода и заждутся. Пожалуй, еще за упокой поминать начнут, подумав, что мы погрязли в этой западне по самые уши, – заметил Иван, подпаливая последнюю стену.
Все работали усердно, кто шапкой, кто чем попало, раздувая огонь, и скоро пламя широкими языками начало выбивать из окон.
