было большой глупостью взлететь на самолете с неисправным мотором, и вскоре я был за это наказан.

Как только мы взлетели, я попытался убрать шасси, но обнаружил, что ручка управления шасси заклинена намертво. Капитан 1 ранга Ямамото перегнулся через мое плечо, и мы дернули ее вдвоем, но бесполезно. Нам пришлось лететь с выпущенным шасси. Это значительно снижало скорость, но мы ничего не могли поделать. Я сделал круг над аэродромом Николе и повернул на север. Альтиметр показывал 400 метров, когда мы начали пересекать Манильскую бухту, и тут я почувствовал запах бензина!

Пары бензина в кабине — зловещий признак. Они появляются, когда начинает течь бензопровод, и тогда в любое мгновение может вспыхнуть пожар. Не успел я подумать об этом и решить, что делать дальше, как мотор внезапно отказал. Я даже не успел удивиться. Я попытался поработать ручным насосом и лихорадочно защелкал всеми переключателями подряд. Я перепробовал буквально всё, но мотор упрямо молчал.

Мы не могли вернуться на аэродром Николе и не могли дотянуть до какого-либо другого аэродрома. Я стал прикидывать, куда же мне лучше садиться. Выбор был небольшой: либо в море, либо на рисовое поле. При убранном шасси безопаснее было садиться в Манильскую бухту, но колеса оставались выпущенными. Если мы сядем на воду, я, скорее всего, сумею выбраться из кабины. Но капитан 1 ранга Ямамото, находящийся в узком отсеке фюзеляжа, не имел никаких шансов покинуть самолет до того, как он затонет.

Как только мотор заглох, я круто повернул вправо и направился к земле. Я заметил дорогу, идущую по берегу Манильской бухты. Если я попытаюсь сесть на дорогу, и самолет занесет влево, мы упадем в море, и капитан 1 ранга Ямамото будет обречен. Поэтому я решил садиться на рисовое поле.

Мне приходилось тщательно следить за скоростью, чтобы самолет не сорвался в штопор. Одновременно я пытался выбить стопора кресла, чтобы Ямамото мог побыстрее выбраться из ловушки, если истребитель загорится после посадки. Я сумел выбить правую шпильку, но под моим весом левая оказалась зажатой намертво. Вероятно, это было к лучшему, потому что иначе кресло начало бы ездить по кабине, мешая мне управлять самолетом.

Мы быстро теряли высоту, хотя едва успели пролететь над окраинами Манилы. Я увидел внизу рисовое поле, и тут же со страшным треском самолет ударился о землю, подняв фонтаны мутной воды. Каким-то чудом мы не перевернулись и не загорелись. Стойки шасси сломались в момент касания земли, и самолет 20 метров пахал грязь, прежде чем остановиться. Это была очень удачная посадка.

Я быстро выдернул оставшуюся шпильку, снял кресло и вытащил капитана 1 ранга Ямамото из самолета. При посадке он сломал себе левую лодыжку. Я сам отделался несколькими царапинами на физиономии. Мы добрались до ближайшей дороги и остановили армейский грузовик, который доставил нас обратно в штаб. Больше всего мы походили на пару мокрых и грязных крыс, вылезших из канализации.

В штабе мы, наконец, узнали, почему адмирал Ониси вызывал нас. Он предложил сформировать подразделение специальных атак. Когда Ямамото услышал об этом от начальника штаба Ониси капитана 1 ранга Тосихико Одавара, он немедленно позвонил адмиралу Ониси в Мабалакат, с сожалением сообщив о нашей вынужденной посадке. Ямамото добавил, что хотя и вынужден пока задержаться в Маниле, он полностью согласен с предложением адмирала и дает своему заместителю капитану 2 ранга Тамаи все полномочия по этому вопросу в Ма-балакате.

Я вернулся в Мабалакат на автомобиле на следующее утро. На аэродроме мне сообщили, что 24 пилота отобраны в состав подразделения, которое уже получило название «Корпус специальных атак Симпу». Они были готовы вылететь в любой момент. Капитан 2 ранга Тамаи сообщил, что в качестве командира выбрал лейтенанта Секи. Все пилоты были добровольцами. Я был рад узнать, что создание специального подразделения прошло быстро и гладко.

В конце октября утром и вечером на центральном Лусоне довольно прохладно. Река Бамбан, которая протекает немного севернее Мабалаката, настолько прозрачна, что, стоя на берегу, можно видеть самые мелкие камешки на дне. Белые кисти степной травы, которыми заросли берега, раскачиваются на ветру и отражаются в воде. Чудесная картина, которая заставляла меня вспоминать Японию.

Мысли группы молодых мужчин, стоящих у подножия утеса на каменистом речном берегу, вероятно, тоже устремились к далекой родине, если только они были в состоянии восхищаться прекрасным пейзажем. Это были члены первого корпуса специальных атак под командованием лейтенанта Секи. Когда занялся рассвет 20 октября, они были уже готовы сесть в самолеты. Их лица светились, они обсуждали различные методы атаки вражеских авианосцев и меры предосторожности, которые при этом следует принять.

Начался завтрак, и они ели, не прекращая оживленно беседовать. Когда завтрак закончился, летчиков вызвали в штаб, чтобы адмирал Ониси дал им первые и последние инструкции. 24 человека из звеньев «Сикисима», «Ямато», «Асахи», «Ямадзакура» построились, лейтенант Секи стоял на шаг впереди остальных. Адмирал Ониси печально посмотрел на собравшихся летчиков. Он был бледен, говорил медленно, будто слова давались ему с большим трудом.

«Япония находится в смертельной опасности. Спасение нашей страны теперь не по силам министрам, Генеральному штабу и нижестоящим командирам вроде меня. Только вы, молодые и сильные духом, можете спасти ее. Поэтому ради миллионов ваших соотечественников я прошу вас пойти на эти жертвы и молюсь за ваш успех».

Голос адмирала дрогнул, однако он продолжил:

«Вы уже боги без земных желаний. Но одну вещь вы хотите знать: не будет ли напрасным ваша самоубийственное пике? К сожалению, мы не сможем рассказать вам о результатах. Но я буду следить за вашими усилиями до конца и сообщу о ваших деяниях Трону. — У него на глаза навернулись слезы, и адмирал закончил: — Я прошу вас сделать все, что только можно».

Я никогда не слышал таких проникновенных слов. Адмирал совсем не желал возбудить гордость юнцов, льстя им. Япония действительно вручала свою судьбу в руки этих молодых пилотов, которые желали умереть ради спасения нации. Казалось почти невозможным сломить чудовищную мощь врага и изменить ход войны. Наше положение было практически безнадежным. Оставалась только надежда на чудо, которое совершат эти юноши.

После окончания инструктажа я увидел на лицах спокойствие и уверенность, которые присущи людям, осознавшим свою силу и значимость. Я следил за ними, и мне страстно хотелось забыть, что наша страна оказалась в отчаянном положении; забыть, что предстоит этим молодым людям; забыть о том, что адмирал Ониси и я сам к этому причастны.

Что творилось в штабе воздушного флота во время этих лихорадочных приготовлений, прекрасно описано в дневнике адмирала Тераоки. Он записывал все, что происходило в штабах в Маниле после того, как он сдал командование 1-м Воздушным Флотом адмиралу Ониси.

«19 октября 1944 года. Началось выполнение плана «СЁ».

Время снова против нас. Имеется совсем немного самолетов. В этой операции мы вынуждены использовать самые эффективные методы боя. Настал час проверить предложенную адмиралом Ониси тактику таранных ударов. Выражались самые различные мнения:

«Обычная тактика неэффективна».

«Мы должны приложить сверхчеловеческие усилия, чтобы выиграть войну».

«О добровольцах, вызвавшихся совершить самоубийственные атаки, следует еще до вылета сообщать в Императорскую Ставку. Тогда они будут чувствовать себя увереннее».

«Следует ли нам непосредственно поговорить с молодыми пилотами или обратиться через их командиров?»

«Было бы лучше, если бы при подготовке новых операций командиры вносили свои предложения».