принесли пользу, мы не потеряли ни секунды. Пилоты быстро заняли свои места в кабинах. Первый самолет начал рулежку, и остальные сразу последовали за ним.
Летное поле было все усеяно воронками, но, следуя моим сигналам, самолеты аккуратно вышли на исходную позицию, не попав в ловушки. Когда я махнул правой рукой, приказывая взлететь, лейтенант Накано сдвинул фонарь и крикнул: «Капитан 2 ранга Накадзима! Капитан 2 ранга Накадзима!»
Опасаясь какой-нибудь неприятности, я подбежал к его самолету, чтобы узнать, что встревожило пилота. Но его лицо осветила широкая улыбка. «Спасибо, господин капитан 2 ранга. Большое спасибо!»
У меня перехватило горло при виде этого предельного самоотречения. Я страстно хотел найти какие-то слова, соответствующие этому волнующему моменту, и не мог. Потом, поняв, что в любую минуту могут появиться вражеские самолеты, я безмолвно дал сигнал взлетать.
Самолет Накано с ревом побежал по полю. В то мгновение, когда он поравнялся со мной, вой мотора на миг ослабел, и пилот крикнул: «Капитан 2 ранга! Капитан 2 ранга!» Я энергично махнул ему рукой, но сквозь рев мотора прорвался голос Накано: «Спасибо, что выбрали меня!» Я не уверен, что расслышал его слова, и все-таки они ранили мое сердце. Сцена повторялась, когда мимо меня пробегал очередной самолет. Я махал рукой каждому пилоту. Третий… Четвертый… Пятый… Каждый пилот отвечал мне, а потом самолет улетал навстречу судьбе, обдав меня облаком пыли.
Построившись, пятерка сделала круг над аэродромом и полетела на север. Вечернее солнце ярко сверкало на их крыльях… Пилоты должны были чувствовать, что все их товарищи, оставшиеся на земле, шлют следом свои благословения и с трепетом следят, как самолеты исчезают в вечернем небе.
Эти 5 самолетов проскочили мимо вражеских перехватчиков и спикировали на цели в заливе Лингаен. Следовавший за ними самолет-разведчик сообщил, что один врезался в линкор, второй — в крейсер, а три остальных поразили крупные транспорты.[17] Каждое попадание сопровождалось сильным взрывом. Разведчик сфотографировал эти взрывы, но в ходе последующих боев на земле все фотографии пропали, поэтому у нас не осталось материальных свидетельств героических действий этого отряда. Так закончились действия корпуса специальных атак, базировавшегося в Мабалакате. А вскоре закончились действия камикадзэ и с других филиппинских аэродромов. Корпус был сформирован совсем недавно — 20 октября. Однако за совсем небольшой промежуток времени с авиабаз на Филиппинах взлетели 424 самолета камикадзэ. Согласно наиболее точным отчетам, имевшимся в то время, они добились следующих результатов:
После войны стало известно, что цифры выглядели несколько иначе:
Я не сразу получил сведения о действиях последних камикадзэ из Мабалаката, так как меня вызвали в штаб в Бамбан на совещание вскоре после того, как они улетели. Прибыв в Бамбан, я выяснил, что на совещании обсуждаются два очень различных вопроса, хотя они имели некоторую связь. Первым из них была проблема превращения подразделений 1-го Воздушного Флота в боеспособные пехотные части. Вторым — организация прощальной вечеринки для 2-го Воздушного Флота в связи с его перебазированием на Формозу.
Как офицер 1-го Воздушного Флота, я должен был сопровождать своего командира. После окончания летной школы в Касумигауре я 12 лет прослужил летчиком. Однако теперь, после того как во второй половине дня улетели 5 самолетов под командованием лейтенанта Накано, моя карьера летчика подошла к концу, и я должен был стать пехотинцем.
Во время совещания было много споров и криков, но мало разумных предложений. Дело в том, что приходилось обсуждать проблемы, о которых мы, морские летчики, не имели ни малейшего представления. Однако теперь, судя по всему, нам предстояло заниматься строительством оборонительных позиций, размещать там свои части, научиться обращаться с оружием и боеприпасами, наладить снабжение.
Единственным стрелковым оружием, имевшимся у нас, оказался десяток карабинов, которые мы выдавали часовым. Кроме того, с поврежденных самолетов были сняты несколько легких пулеметов. Однако 20-мм пушки «Зеро» оказались слишком тяжелыми и громоздкими, чтобы использовать их на наших горных позициях. Меня серьезно беспокоила перспектива боев на земле, и я лихорадочно пытался вспомнить основы пехотной подготовки, которым меня учили в военной академии 20 лет назад.
Когда обсуждение вопроса о действиях на земле закончилось, я вместе со своим командиром подошел к группе офицеров, обсуждавших второй вопрос. Сразу после прибытия на Филиппины 2 месяца назад 2-й Воздушный Флот оказался в самой гуще жестоких боев и стойко выносил их тяжесть вместе с нами. Теперь мы собрались вместе с улетающими офицерами, чтобы попрощаться с ними. На длинных столах были расставлены тарелки с сушеной рыбой и чашки сакэ. Когда прибыл адмирал Фукудомэ вместе с офицерами своего штаба, вечеринка началась.
Выпивка сопровождалась дежурными пожеланиями: «Приятного путешествия», «Удачи вам», «Вскоре увидимся» и тому подобными. Но в глубине души мы понимали, что прощаемся навсегда.
Вечером с Формозы должны были прилететь 2 бомбардировщика, чтобы забрать штаб 2-го Воздушного Флота. После окончания вечеринки мы должны были увезти их на автомобилях из нашей горной крепости к ожидающим самолетам на авиабазу Кларк.
Вечер еще не закончился, когда пришло сообщение, что к западу от Иба замечен большой конвой, который движется на север. Никто не сомневался, что американцы направляются к заливу Лингаен.
6 января незадолго до полуночи мы с капитаном 2 ранга Тамаи уже собрались отправиться к себе отдыхать, когда прибежал ординарец и сообщил, что адмирал Ониси хочет видеть нас. Тамаи повел меня запутанными подземными коридорами к помещению, где жил командир. Хотя я часто бывал в помещении штаба, это был мой первый визит в личную комнату адмирала. Комната была небольшой, но содержалась в идеальном порядке. Обстановка была спартанской — кровать, стол, несколько стульев.
Когда мы обменялись приветствиями, Ониси пригласил нас садиться и заговорил, медленно и решительно. «Принято решение оставить 1-й Воздушный Флот обороняться в этих горах, и это обсуждению не подлежит. Однако я считаю исключительно важным, чтобы кто-нибудь сохранил истинный дух корпуса специальных атак и донес его до нашего народа. Я верю, что именно вы двое лучше всего подходите для этого. Так как 201-я авиагруппа остается в горах, а Тамаи является ее командиром, то я не могу приказать ему ничего другого, как оставаться со своими людьми до конца. Поэтому я полагаю, Накадзима, что вам придется лететь одному».
Такой поворот событий застал меня врасплох. До сих пор 201-я авиагруппа и ее люди были для меня частью моей жизни, и я намеревался сражаться и умереть вместе с ними. Поэтому, когда я внезапно столкнулся с необходимостью покинуть их, у меня в душе началась буря. Ониси внимательно смотрел на меня, но я не мог говорить.
В маленькой комнатке повисла напряженная тишина. Казалось, воздух буквально сгустился. И я никак не мог найти подходящие слова, чтобы выразить свои чувства. Адмирал заговорил снова, и его слова показали, что он прекрасно понимает меня. «Я знаю, Накадзима, что это очень трудно — думать, что ты бросаешь своих людей. Но сейчас не время руководствоваться личными чувствами. Наш народ дома не представляет, что такое корпус специальных атак, и что он сделал. Кто-то должен рассказать им всю правду. Если вы не желаете лететь, я вам прикажу».
Это заявление уже не оставило места возражениям, хотя не разрешило моих внутренних сомнений. Однако было бы позорно дожидаться официального приказа, поэтому я согласился. Почти против своей воли я произнес: «Я полечу и доставлю отчет».
Адмирал Ониси улыбнулся. Он поднялся из кресла, подошел ко мне и тепло пожал руку. «Это прекрасно. Я полностью полагаюсь на вас».
Мы уже эвакуировались из города Мабалакат и теперь жили в бомбоубежище рядом с аэродромом. Я покинул адмирала Ониси и отправился к себе на автомобиле, размышляя о важности своей миссии. Было
