у ее ног.
Это был каприз оскорбленного женского самолюбия — импульс, зачастую заменяющий у женщин любовь и страсть.
Она изобретала всякие способы, чтобы увидаться с князем, рассчитывая на силу своих чар, писала ему письма. Но Василий Андреевич оставлял их без ответа и не являлся ни к ней, ни в места, назначенные для свидания.
Молодая женщина выходила из себя, рвала и метала.
Это состояние духа далеко не способствовало победе над ней со стороны другого.
Граф Сандомирский оставался, как выражаются гадалки, при пиковом интересе.
Красавица перестала на него обращать даже небольшое, как прежде, внимание.
Пришлось отказаться от всякой надежды.
Фат по природе и воспитанию, пустой человек, с мелким самолюбием, граф Владислав Нарцисович был взбешен.
Он считал уничтоженным свой престиж «неотразимого», которым он так кичился в товарищеском кругу.
Он начал поднимать этот престиж, стараясь при всяком случае намекнуть, что он был близок к «жар-птице», но что она ему надоела.
«Слишком навязчива… не люблю таких… прямо бросилась на шею, так и висит, не стряхнешь… Ну, да я не из таковских — стряхнул… С такими, как она, чем круче, тем лучше… Видали мы их не одну сотню… какое, тысячу…» — врал озлобленно отвергнутый ловелас.
Товарищи посмеивались, но слушали. Многие знали, что он врет, но молчали.
«Какое нам дело… Пусть врет…» — думали, вероятно, они.
По счастливой случайности, это хвастовство графа происходило без князя Святозарова.
В тот самый день, с которого мы начали наше правдивое повествование, у князя Василия Андреевича Святозарова был товарищеский обед, обильно политый всевозможными винами.
После обеда все холостое общество собралось в кабинете князя с трубками.
Разговор перешел, сообразно настроению собравшихся, на женщин и вообще и на Калисфению Николаевну в частности.
О последней заговорил Сандомирский. Он стал, по обыкновению, рассказывать о своей к ней близости и вошел в самые пикантные подробности.
— Подлец! — вдруг, не выдержав, вскочил князь Василий.
— Что-о!.. — в свою очередь крикнул граф.
— Подлец!.. говорю я, кто рассказывает так о женщинах. Если же, вдобавок, он, как ты, врет, то подлец — вдвойне!..
Граф Сандомирский было рванулся к князю, с поднятой рукой, но его удержали.
— Ты мне за это ответишь!.. Думаешь, как самого тебя прогнала кокотка, так и всех…
Князь Святозаров поднял чубук и хотел ударить им графа, но его также не допустили сделать этого.
— Ты мне ответишь… за это… — прохрипел князь, вырываясь из рук державших его товарищей.
— Хоть сейчас… — отозвался, тоже силившийся освободиться из непрошенных объятий офицеров, граф.
— Сейчас… так сейчас… вот шпаги… Снимите!.. — прохрипел князь Святозаров.
Над диваном, крест-на-крест, были расположены прекрасные, парные дуэльные шпаги.
Этому обороту дела присутствующие не решались воспрепятствовать.
Дуэли были тогда в ходу.
Оскорбление, служащее поводом к дуэли, несомненно имело место.
Двое из товарищей графа Сандомирского и князя Василия сами вызвались быть секундантами и начали говорить, что дуэль надо отложить до более удобного времени и назначить в более удобном месте.
— К чему… — сказал князь Василий, — он сам сказал сейчас… A я говорю здесь…
— Я согласен… — отозвался граф.
Секунданты подали противникам шпаги и поставили их на позиции.
Дуэль с хозяином дома, при весьма оригинальной обстановке в его собственном кабинете, началась.
Князь Василий горячился.
Граф Сандомирский, напротив, совершенно овладел собою и, видимо, хладнокровно рассчитывал каждый удар.
В этом было его преимущество, так как они оба фехтовали прекрасно.
Горячность погубила князя.
Он сделал неосторожный выпад и открыл противнику правый бок.
Шпага Сандомирского почти до половины лезвия вонзилась в бок князя Святозарова несколько выше бедра.
Этот страшный удар был, видимо, непредвиден самим графом, быть может и не желавшим убить товарища.
Владислав Нарцисович бросил эфес шпаги и в ужасе отступил.
Князь Святозаров медленно опустился на ковер кабинета. Шпага дрожала в его боку. Широко раскрытые глаза князя были полны предсмертного ужаса.
Все присутствующие окружили тяжелораненного.
В наступившем переполохе не заметили, как граф Сандомирский выбежал из кабинета, а затем из дома.
Один из товарищей быстрым движением вынул шпагу. Кровь хлынула фонтаном и обагрила пушистый ковер. Глаза раненого закатились.
С помощью сбежавшейся прислуги раненого раздели, уложили на диван и сделали первую перевязку.
Прибывший очень скоро врач констатировал безнадежное положение князя Василия Андреевича.
Княгиня Зинаида Сергеевна, несмотря на осторожность, с которой ей сообщили о случившемся несчастии, бледная как смерть, поспешила к смертному одру своего старшего сына. Она приняла его последний вздох.
Он умер, не приходя в сознание.
Княгиню без чувств унесли наверх.
Все это произошло в тот самый вечер, когда Владимир Андреевич Петровский был в Большом театре и принятый Калисфенией Николаевной за его брата князя Василия Святозарова, совершил после спектакля таинственное и загадочное для него путешествие в восточный домик Васильевского острова.
Обморок княгини продолжался недолго. Несчастная женщина, закаленная под ударами судьбы и поддерживаемая религиозным чувством покорности воле Божией, вскоре встала и почти спокойно стала делать необходимые распоряжения.
Дали знать полиции. Та по горячим следам бросилась за графом Сандомирским, но разыскать его не могли: он как в воду канул. Оказалось впоследствии, что он в этот же вечер бежал за границу.
Одинокая и беспомощная княгиня вспомнила естественно о Потемкине и о своем втором сыне, возвратить которого обещался ей светлейший. Она приказала заложить карету и поехала в Таврический дворец.
Мы знаем, что Григорий Александрович не принял ее: у него был припадок жестокой хандры.
Через несколько часов после ее отъезда был привезен Бауром Петровский.
Хандра князя на этот раз продолжалась с небольшим сутки.
Входивший на другой день несколько раз в кабинет светлейшего Попов застал его около четырех часов дня уже сидевшим за письменным столом. Он осторожно доложил ему о случае с Петровским И повторил свой вчерашний доклад о дуэли между князем Святозаровым и графом Сандомирским, со смертельным исходом для первого, и о посещении княгини.