— Его сиятельство князь Василий Васильевич просит пожаловать ваше сиятельство к себе, — доложил камердинер старого князя, входя в кабинет Виктора.
— Сейчас! — встрепенулся последний и невольная робость овладела им.
Все предположенные на досуге вопросы и ответы вылетели из головы, наступивший момент объяснения, хотя и далеко не неожиданный, заставил сильно забиться его сердце. Нервною походкою отправился он на половину старого князя и как-то невольно замедлил шаги перед дверью отцовского кабинета. Он нажал ручку двери, она медленно отворилась, он вошел.
Князь Василий сидел у письменного стола и, казалось, не заметил появления сына. Тот остановился у дверей и тихо кашлянул. Князь Василий обернулся.
— Это вы? Добро пожаловать! — сказал он голосом, в котором слышались металлические ноты.
Виктор подошел ближе к отцу.
— Вам, надеюсь, знакомы эти документы? — подал тот ему пачку векселей. — Возьмите и просмотрите, все ли тут? Чего вы боитесь? Надо было бояться выдавать их, — продолжал он, видя, что сын, совершенно растерявшись, стоит опустя руки.
Виктор, услыхав упрек в трусости, встрепенулся, взял документы и стал их просматривать.
— Все! — сухим голосом сказал он через несколько минут.
— Я вас поправлю, есть еще один, который погубил вашу военную карьеру. По нему заплатил граф Потоцкий, а ему я, — подал князь Василий сыну вексель в десять тысяч рублей с подложным бланком графа. Виктор взял его, подержал почти бессознательно в руках и возвратил отцу.
— Что же вы, князь, на все это скажете? — уставился на него отец.
Виктор молчал.
— Я жду, хотя понимаю, что таким поступкам, марающим честь и доброе имя, нет оправдания.
Сын вспыхнул.
— Ошибаетесь, отец мой, у меня есть оправдание, но оно вместе с тем и ваше обвинение, я истратил все эти деньги на девушку, которую вы лишили состояния и крова, а я чести и доброго имени, сто тысяч рублей, завещанных словесно на одре смерти моим дядей, князем Иваном, его побочной дочери Александре Яковлевне Гариновой, она получила сполна. Остальное пошло также на нее и явилось лишь небольшим вознаграждением за то унижение, которое она терпела в доме ее ближайших родственников, в нашем доме.
Такой ответ не был, после разговора с княгиней, неожиданным для князя, и он только несколько раз во время монолога сына щелкнул ногтем.
— Хорошо-с, может быть все то, что рассказала вам эта госпожа, и правда, но считаете ли вы теперь ее удовлетворенной и ваши обязательства относительно нее конченными? — ровным голосом спросил князь Василий.
— Никогда! — воскликнул Виктор. — Мои обязательства относительно нее могут кончиться только с моей смертью.
— Вы говорите серьезно?
— Совершенно!
— Подумайте. Я предлагаю вам мое полное прощение, восстановление вашего положения в обществе, с непременным условием вашего брака с Раисой Григорьевной Ляховой.
— С жидовкой, — презрительной прошептал Виктор.
— С дочерью действительного статского советника, — поправил князь Василий.
— Никогда!
— Я дам вам время на размышление…
— Мне его не надо, знайте, что кроме Александры Яковлевны Гариновой, если только она наконец согласится, я никогда никого не поведу в алтарю. Даю в этом честное слово князя Гарина.
— В таком случае я попрошу вас выехать немедленно из моего дома, забыть, что у вас есть отец и мать… Я вас проклинаю!.. — хриплым голосом закричал князь Василий, вскакивая с кресла и указывая сыну на дверь:
— Подите вон!
Князь Виктор быстро вышел, еле сдерживая готовые хлынуть из глаз слезы, пережитого волнения. Часа через два он снова был потребован в кабинет отца.
— Вы не передумали? — обратился к нему последний.
— Нет! — твердо ответил он.
— В таком случае я призвал вас для того, чтобы сообщить вам, что за уплатой ваших долгов, никакого личного имущества у вас не осталось, но я с своей стороны сделал распоряжение в контору о выдаче вам ежемесячно двухсот рублей. В контору вы соблаговолите сообщить ваш будущий адрес.
Князь Василий остановился. Виктор молчал.
— Вы мне больше не нужны, — произнес князь Василий, после некоторой паузы, и отвернулся, занявшись какой-то бумагой.
Сын вышел. В этот же день, холодно простившись с матерью и сестрою, он уехал в Москву.
— Поверьте, князь, я умею ценить людей, приносящих для меня жертвы и идущих из-за меня на преступления, — подарила его Пальм-Швейцарская ласковой улыбкой, когда он рассказал ей все происшедшее с ним в родительском доме, и протянула ему руку.
Он припал к ней горячим поцелуем. Она долго не отнимала ее. В ее сердце закралась было жалость к этому гибнущему из-за нее юноше, но она переломила себя. Враждебное чувство к роду Гариных с новой силой проснулось в побочной дочери князя Ивана.
Николай Леопольдович Гиршфельд с распростертыми объятиями встретил Виктора и предложил ему помещение в своем доме.
— О плате и не заикайтесь, вы мой гость на неопределенный срок; если мне понадобится, вы не откажетесь оказать и мне какую-нибудь услугу.
Виктор принял это любезное приглашение. Гиршфельд действовал под влиянием Александры Яковлевны.
— Не упускайте его из виду, он мне еще нужен, — сказала она.
Николай Леопольдович, впрочем, и сам рассчитывал извлечь из этого современного «блудного сына» сановных родителей известную долю пользы. Он, как мы увидим далее, не ошибся: князь Виктор Гарин стал одним из его преданных клевретов.
Изгнание сына не внесло почти никакого изменения в строй жизни семейства Гариных. Княгиня Зоя Александровна, получив от мужа отчет о последней беседе его с сыном и о положительном отказе его вступить в желательный для них брак с миллионершей Ляховой, стала усиленно, по требованию князя, хлопотать о браке ее старшей дочери Софи с Сергеем Николаевичем Путиловым.
Сергей Николаевич был сын богатого купца, бывшего крестьянина Пензенской губернии, Николая Никандровича Путилова. Его отец вел обширную внутреннюю и заграничную торговлю хлебом, и был царьком петербургского хлебного берега. Умный старик не препятствовал желанию сына идти по ученой части, хотя сам обучался на медные деньги, и Сергей Николаевич кончил одним из первых кандидатов математический факультет петербургского университета. Богатый, образованный юноша естественно вырывался из своей среды и, случайно сойдясь с князем Виктором Гариным, попал в дом его родителей, а через них в другие дома великосветского Петербурга. За последнее время этот заколдованный круг значительно разомкнулся и доступ в него не только образованным, но даже просто шлифованным плутократам, стал сравнительно легок. Николай Никандрович и сам вращался среди сановников и аристократов, заседая с ними в многочисленных благотворительных учреждениях и комитетах. Считая своего единственного сына за человека серьезного и теперь даже дельного советника по торговым делам, он спокойно оставлял его баловаться по фешенебельным гостиным, вполне уверенный, что его миллионное дело перейдет после его смерти в надежные и не только опытные, но и образованные руки. Торговые поручения отца, блистательно исполненные Сергеем Николаевичем в Англии, Франции и Германии, твердо убедили его в этом мнении.
— А если и женится там на какой-нибудь голой княжне или графине, пусть. Нам за приданым не гнаться стать. Сами капитал десятками миллионов считаем, — говорил Николай Никандрович лицам,