прощебетал.

– Не суй свой клюв, куда не просят, – проворчал старик. – Вы, птицы, тоже не розами пахнете.

Соловей мелодично выругался и исчез в ночи.

Старина Бейли вытащил из кармана черную крысу, которая успела заснуть. Она сонно огляделась, зевнула, показав тонкий длинный язычок, заморгала.

– Лично я, – сообщил ей старик, – был бы счастлив, если бы у меня вообще нюх отшибло.

Он выпустил крысу на стену, и она возмущенно запищала, размахивая перед мордочкой передними лапами. Старик вздохнул, бережно вытащил из кармана серебряную шкатулку и достал из-под пальто вилку на длинной ручке. Положил шкатулку маркизу на грудь и опасливо откинул крышку вилкой. Внутри, на красном бархате, лежало крупное утиное яйцо, в лунном свете казавшееся голубовато-зеленым. Старина Бейли зажмурился, размахнулся и ударил вилкой по яйцу.

Оно разбилось с тихим треском.

На несколько секунд все замерло, а потом поднялся ветер. Он дул будто бы со всех сторон – закручиваясь в вихрь, рождая бурю. Ветер поднял в воздух и помчал куда-то сухие листья, обрывки газеты, городской мусор. Скользнул по поверхности Темзы и поднял к небесам фонтан мелких брызг. Это был безумный ветер, неестественный, страшный. На палубе «Белфаста» торговцы завопили и принялись цепляться за свои товары, боясь, что их унесет в воду.

А потом, как раз тогда, когда уже казалось, что начнется ураган, который уничтожит весь мир, унесет с небосвода звезды, подхватит и закружит людей, как опавшие листья, – тогда и только тогда ветер вдруг стих. Листья, газеты, полиэтиленовые пакеты плавно опустились на тротуары, траву, воду.

Тишина, воцарившаяся над стеной, на которой лежал распростертый маркиз, в некотором роде была страшнее бури. Но вот тишину нарушил кашель – надсадный, мокрый кашель. Послышался легкий шорох: кто-то перевернулся, а потом звук неудержимой, мучительной рвоты.

Маркиза Карабаса рвало канализационной водой. Коричневая рвота стекала по серому камню стены. Рвало его долго – в желудок попало слишком много жидкости. Наконец он проговорил хриплым, скрипучим шепотом:

– Кажется, мне перерезали горло. Надо перевязать.

Старина Бейли порылся в карманах и извлек длинную, не особенно чистую тряпку. Маркиз несколько раз обмотал ее вокруг шеи и завязал концы. Старина Бейли невольно вспомнились воротники лондонских денди эпохи Регентства, которые ввел в обиход Красавчик Браммел[50] .

– Пить, – прохрипел маркиз.

Бейли достал плоскую фляжку, отвинтил крышку и передал фляжку маркизу. Тот, морщась от боли, сделал глоток и снова закашлялся. Черная крыса, с любопытством наблюдавшая за воскрешением маркиза, спустилась со стены и растворилась во тьме. Теперь она может сказать золотой крысе, что все долги уплачены.

Маркиз вернул старине Бейли фляжку, и старик убрал ее в карман.

– Как себя чувствуешь? – спросил он.

– Бывало и лучше.

Маркиз сел. Его била дрожь, из носа текло. Он огляделся так, будто видел этот мир впервые.

– Скажи, ради чего такого важного ты решил умереть?

– Ради информации, – прошептал маркиз. – Люди говорят тебе гораздо больше, если знают, что ты вот-вот умрешь. И еще больше, когда ты уже умер.

– Значит, ты узнал то, что хотел?

Маркиз ощупал раны на руках и ногах.

– О да. Более чем. Теперь мне очень многое известно об этом деле.

Он снова закрыл глаза, обхватил себя руками и принялся раскачиваться вперед-назад.

– И какая она, – спросил старина Бейли, – смерть?

Маркиз вздохнул. А потом его губы вдруг изогнулись в кривой ухмылке, и на секунду он снова стал похож на того маркиза, которого помнил старина Бейли.

– Когда доживешь до своей, сам узнаешь.

Старина Бейли разочарованно поморщился.

– Мерзавец. После всего, что я сделал, чтобы вернуть тебя оттуда, откуда не возвращаются… Гм… Как правило не возвращаются.

Маркиз Карабас посмотрел на старика, и его белки ярко сверкнули в лунном свете.

– Хочешь знать, каково это, быть мертвым? – прошептал он. – Холодно, друг мой. Темно и холодно. 

Дверь покачала в руке цепочку. Висевший на ней ключ поблескивал в свете горна красным и оранжевым. Она улыбнулась.

– Отличная работа, Хэммерсмит.

– Спасибо, леди.

Девушка надела цепочку на шею и спрятала ключ под одежду.

– Чем я могу тебе отплатить?

Кузнец смутился.

– Я бы не хотел злоупотреблять вашей добротой… – пробормотал он.

Дверь скорчила рожицу – мол, да ладно тебе. Кузнец нагнулся и вытащил из-под груды инструментов черный ящичек размером с толстый словарь. Он был сделан из темного дерева, инкрустированного жемчугом и слоновой костью.

Кузнец повертел ящик в руках.

– Эта шкатулка с секретом, – объяснил он. – Ею со мной расплатились за одну работу много лет назад. Но я никак не могу ее открыть.

Дверь взяла шкатулку и провела пальцами по гладкой поверхности.

– Неудивительно. Механизм заржавел. Его заклинило намертво.

Хэммерсмит сник.

– Значит, я никогда не узнаю, что внутри.

В глазах Двери сверкнули лукавые искорки. Она еще раз ощупала шкатулку. С одной стороны торчал небольшой штырек. Дверь нажала на него и повернула. Раздался щелчок, и сбоку открылась дверца.

– На, держи, – сказала Дверь.

– Спасибо, леди, – прошептал Хэммерсмит, взял у нее шкатулку и открыл дверцу. За ней был ящичек. Кузнец осторожно выдвинул его… В ящичке сидела небольшая жаба и тихо поквакивала, равнодушно глядя вокруг медно-желтыми глазками. На лице Хэммерсмита отразилось разочарование.

– А я-то думал, там будут алмазы и жемчуга, – протянул он.

Дверь погладила жабу по головке.

– У нее хорошие глазки, – сказала девушка. – Не отдавай ее никому, Хэммерсмит. Она принесет тебе удачу. Еще раз спасибо. Не сомневаюсь, что ты умеешь хранить тайны.

– Я умею хранить тайны, леди, – важно ответил кузнец. 

Они сидели на стене и молчали. Старина Бейли осторожно спустил на землю коляску.

– Где рынок? – спросил маркиз.

– Там, – старик махнул в сторону крейсера.

– Меня ждет Дверь.

– Ты не в том состоянии, чтобы куда-нибудь идти.

Маркиз мучительно закашлялся. Старина Бейли подумал, что в легких маркиза, должно быть, еще немало воды.

– Я сегодня проделал длинный путь, – прошептал маркиз. – Осилю и еще немного.

Он поглядел на свои руки, осторожно пошевелил пальцами, словно проверяя, будут они его слушаться или нет. А потом развернулся и стал неловко сползать со стены. На полпути он проговорил хрипло и как будто с досадой: