Звезда въехала в ущелье промокшая до костей, грустная и дрожащая. Она волновалась за единорога; ведь за последний день пути им не удалось найти никакой еды, потому что лесные папоротники и травы сменились на серые скалы и кривые колючие кустики. Неподкованные копыта единорога не предназначались для каменистых дорог, как, впрочем, и его спина – для перевозки всадников, и шаги благородного животного становились все медленней.

В дороге звезда не раз прокляла день своего падения с неба в сей мокрый и неприветливый мир. Сверху он казался таким спокойным и уютным… Но те времена давно прошли. Теперь она всей душой ненавидела землю и все ее создания, кроме разве что единорога. Хотя даже общество единорога ее не радовало, потому что бедняжка все так отбила за время дороги, что больно было сидеть.

После суток езды под сплошным дождем огни трактира показались девушке самым прекрасным зрелищем за время пребывания на земле.

Смот-ри, ку-да и-дешь, – ритмично отбивали капли по придорожным валунам. Единорог остановился в полусотне ярдов от харчевни и отказывался подходить ближе. Из гостеприимно распахнутой трактирной двери в серый сумрак падала полоса теплого золотого света.

– Добро пожаловать, милочка, – позвал изнутри приветливый голос.

Звезда шлепнула единорога ладошкой по мокрой шее и шепнула что-то ему на ухо, но зверь не двинулся с места. Он как вкопанный застыл в полосе света, похожий на белый призрак.

– Так что же, милочка, будешь заходить? Или останешься мокнуть под дождем? – повторил ласковый женский голос. Он словно бы согревал звезду, успокаивал ее идеальным сочетанием сочувствия и деятельной заботы. – Мы угостим тебя горячим ужином, если ты хочешь кушать; в очаге горит огонь, и мы можем нагреть целую лохань воды, чтобы выгнать холод из твоих костей.

– Я… Мне понадобится помощь, чтобы спешиться, – призналась звезда. – Дело в том, что моя нога…

– Ах, бедненькая моя, – сказала женщина. – Сейчас я пришлю своего мужа, Билли, и он отнесет тебя на руках. А в конюшне найдется свежая вода и сено для твоего скакуна.

Единорог дико косился на приближавшуюся женщину.

– Ну, ну, мой хороший, – понимающе протянула та. – Я не буду подходить слишком близко, не бойся. И в самом деле, куда мне касаться единорога, если мои девичьи годы давным-давно позади… Давненько не видели таких благородных зверей в наших диких краях…

Единорог нервно последовал за женщиной в конюшню, стараясь держаться от нее на расстоянии. Оказавшись внутри, он зашел в самый дальний денник и улегся на сухую солому. Только тогда замерзшей и несчастной звезде удалось сползти с его спины.

Появился Билли, белобородый грубоватый дядька. Говорил он мало, однако послушно отнес звезду в трактир и усадил на трехногую табуретку перед трескучим жарким огнем.

– Бедная моя милочка, – засуетилась его жена, хозяйка заведения. – На тебя смотреть жалко – мокрая, как русалка, с волос целая лужа натекла, и твое красивое платьице совсем испортилось, ты, должно быть, промокла до костей…

Отослав мужа, она помогла звезде раздеться и повесила истекающее водой голубое платье на крючок у камина. Капли падали с подола на горячие каминные кирпичи, шипели и становились паром.

Возле огня стояла большая жестяная лохань, и жена трактирщика поставила возле нее бумажную ширму.

– В какой воде будешь купаться? – заботливо спросила она. – В теплой, горячей или в настоящем кипятке?

– Не знаю, – отозвалась звезда, совершенно обнаженная – только топаз на цепи остался у нее на поясе. Голова девушки кружилась от столь неожиданных и сильных перемен. – Я никогда раньше не принимала ванну.

– Так-таки никогда? – шумно удивилась трактирщица. – Ну надо же, бедняжка моя! Тогда, я думаю, не стоит делать воду слишком горячей. Позови меня, если нужно будет подлить кипяточку, я пока сбегаю на кухню; когда выкупаешься, принесу тебе подогретого вина и сладкую жареную репку.

И прежде чем гостья успела возразить, что не нуждается ни в еде, ни в питье, женщина убежала, оставив звезду сидеть в жестяной лохани. Сломанная нога девушки, по-прежнему привязанная к шинке, торчала из воды, опираясь на трехногий табурет. Сначала ванна показалась звезде очень уж горячей, но потом она привыкла и расслабилась. Впервые со дня падения с неба звезда почувствовала себя вполне счастливой.

– Ну что, миленькая, – спросила жена трактирщика, вернувшись с кухни. – Надеюсь, тебе стало получше?

– Да, спасибо, намного лучше, – поблагодарила девушка.

– А как сердце? Как себя чувствует наше сердечко?

– Сердце? – удивилась звезда странному вопросу, но женщина казалась такой заботливой, что промолчать было бы неловко. – Ну… На сердце стало куда легче. Можно сказать, светлее.

– Хорошо. Очень хорошо. Давай же сделаем так, чтобы сердечко загорелось от счастья! Загорелось теплым, радостным огоньком!

– Уверена, что вашими стараниями мое сердце скоро так и запылает от радости, – ответила звезда.

Трактирщица ласково приподняла пальцами ее подбородок.

– Вот ведь лапушка. Что за душечка, говорит такие добрые слова мне, простой женщине! – И она, словно извиняясь, пригладила свои седеющие волосы. С ширмы свешивался толстый и мягкий купальный халат. – А вот и одежка для тебя, когда решишь закончить купание, – нет, нет, милочка, не подумай, что я тебя тороплю! Халатик такой теплый и приятный, а твое платьице еще не совсем высохло. Как только захочешь выбраться из ванны, позови меня, и я подам тебе руку.

Женщина нагнулась и тронула звезду между грудей своим холодным пальцем. И улыбнулась.

– Хорошее, сильное сердечко, – сказала она. Даже в этом темном мире встречаются добрые люди, подумала довольная и согретая звезда. Снаружи хлестал дождь, и ветер с воем носился по горному ущелью, а здесь, в трактире под знаком колесницы, царили тепло и уют.

Через некоторое время трактирщица с помощью своей унылой и глуповатой дочки помогла звезде вылезти из лохани. Огонь камина отражался в гранях оправленного в серебро топаза, блестевшего у девушки на талии, пока камень вместе с телом хозяйки не скрылся под теплой тканью халата.

– А теперь, моя сладкая, – сказала женщина, – иди-ка сюда и усаживайся поудобнее.

Она отвела звезду к длинному дощатому столу, во главе которого лежали два ножа – широкий и узкий, оба с костяными рукоятями и лезвиями будто из черного стекла. Прихрамывая, звезда добралась до скамьи и села.

В стекла ударил порыв ветра, и пламя в камине вспыхнуло зеленым, голубым и белым. После чего снаружи, покрывая грохот бушующих стихий, донесся басовитый голос:

– Еда! Вино! Огонь! И ночлег! Где здешний конюх?

Трактирщик Билли и его дочка даже не шелохнулись, обратив взгляды к женщине в красном платье, словно в ожидании указаний. Та поджала губы, подумала – и сказала наконец:

– Ладно, отложим дело. Ненадолго. Ведь ты не собираешься уезжать, милочка? – Последнее относилось к звезде. – Только не вздумай ехать в такую грозу, да к тому же с больной ножкой…

– Даже описать не могу, как я рада вашему гостеприимству, – искренне ответила звезда.

– Еще бы тебе не радоваться, – ласково согласилась женщина в красном, поглаживая нервными пальцами черные ножи словно в нетерпении. – Когда эти надоеды наконец уедут, у нас с тобой будет еще много времени – ведь верно?