сник, извинился за то, что занял столько времени, и ушел. Новый же Ричард сказал:
– Правда? Вы тут ничего не можете поделать? Вы сдаете собственность, которую я снимал по контракту с вашей компанией, кому-то другому и в процессе теряете все мое личное имущество, и вы тут ничего не можете поделать? А я вот думаю – и, уверен, мой адвокат будет того же мнения, – что вы можете сделать очень многое.
Вид у обезверблюженного стал такой, словно паук пополз назад из его желудка в горло.
– Но у нас нет в этом здании других свободных квартир – таких, как ваша. Есть только апартаменты в пентхаусе.
– Это мне, – холодно сказал ему Ричард, – как раз подойдет…
Обезверблюженный расслабился.
– …это что касается жилого помещения, – продолжал Ричард. – А теперь давайте поговорим о компенсации за мое утерянное имущество.
Новая квартира была гораздо симпатичнее той, которой он лишился. Тут было больше окон и балкон, просторная гостиная и настоящая гостевая спальня. Ричард бродил по ней без малейшего удовольствия. Обезверблюженный крайне неохотно обставил квартиру кроватью, диваном и несколькими стульями, а еще велел принести телевизор.
Нож Охотника Ричард положил на каминную доску.
Купив в индийском ресторане через дорогу карри навынос, он ел его, сидя на полу, и спрашивал себя, действительно ли ел карри поздно ночью на Ярмарке под открытым небом, устроенной на эсминце, поставленном на якорь у Большого Лондонского моста. Если вдуматься, казалось маловероятным.
В дверь позвонили. Встав, он пошел открывать.
– Мы нашли почти все ваши вещи, мистер Мейхью, – сказал проныра, снова облаченный в верблюжье пальто. – Оказалось, их сложили на склад. Ладно, ребята, заносите.
Двое дюжих грузчиков втащили несколько больших банановых коробок.
– Спасибо, – без улыбки сказал Ричард.
Открыв ближайшую, он развернул первый же предмет, который попался ему под руку, оказавшийся фотографией Джессики в золоченой рамке. Пусто поглядев на нее несколько мгновений, он положил ее на место.
В конце концов найдя коробку с одеждой, он ее распаковал, но остальные так и остались стоять нетронутые посреди гостиной. По мере того как шли дни, он все больше чувствовал себя виноватым, что их не распаковывает. Но не распаковывал.
Сидя у себя в кабинете, он задумчиво смотрел в окно, когда загудел интерком.
– Ричард? – спросила Сильвия. – ИД через двадцать минут собирает всех у себя в кабинете для обсуждения доклада Уэндсворта.
– Понял. Буду, – сказал он.
А потом, поскольку следующие десять минут делать ему было решительно нечего, взял оранжевоволосого тролля и грозно придвинул его к тому, что поменьше, зеленоволосому.
– Я величайший воин Под-Лондона. Приготовься к смерти! – сказал он страшным тролльским голосом, размахивая оранжевым троллем. Потом взял зеленоволосого и сказал: – Ага! Но сперва ты должен выпить чашку доброго чая…
В дверь постучали, и он поспешил виновато смахнуть троллей в ящик стола.
– Входите.
Дверь открылась, и на пороге застыла Она – как будто нервничала. Он совсем забыл, насколько она красива.
– Здравствуй, Ричард, – сказала она.
– Привет, Джесс, – отозвался он, но тут же поправился. – Извини… Джессика.
Улыбнувшись, она тряхнула волосами.
– А, сойдет и Джесс, – сказала она, и вид у нее был такой, словно она говорит почти искренне. – Джессика, Джесс. Никто уже целую вечность так меня не называл. Я даже скучаю.
– Что тебя привело… – начал Ричард, – чем обязан честью… ты… м-м-м…
– Просто хотела тебя повидать.
Он не знал, что от него ожидается.
– Очень приятно.
Закрыв дверь кабинета, она сделала к нему несколько шагов.
– Знаешь, со мной произошло что-то странное. Я помню, что расторгла помолвку, но никак не могу вспомнить, из-за чего мы поссорились.
– Не можешь?
– Но это ведь не важно, правда? – Она оглядела кабинет. – Ты получил повышение?
– Да.
– Я за тебя рада. – Опустив руку в карман пальто, она вынула коричневую коробочку, которую положила на стол Ричарду.
Он все равно ее открыл, хотя в точности знал, что в ней.
– Это кольцо, которое ты подарил мне на помолвку. Я подумала, что, наверное, надо его вернуть, а потом, если… ну… все наладится, то однажды ты, может быть, снова мне его подаришь.
Бриллиант играл на солнце: самые большие деньги, которые он на что-либо тратил в своей жизни. Закрыв коробочку, он вернул ее ей.
– Оставь себе, Джессика, – сказал он и добавил: – Извини.
Она прикусила нижнюю губу.
– Ты встретил другую?
Он помешкал. Подумал про Ламию, Охотника и Анастезию, даже про д'Верь, но ни одна из них не была «другой» в том смысле, как подразумевала Джессика.
– Нет. Никого не встретил. – А потом сказал, сообразив вдруг, что говорит чистую правду: – Просто я изменился, вот и все.
Загудел интерком.
– Ричард? Мы тебя ждем.
Он нажал на кнопку.
– Уже иду, Сильвия. – Он поднял глаза на Джессику. Она молчала: наверное, боялась открыть рот, боялась закричать или расплакаться. Поэтому просто ушла и тихонько прикрыла за собой дверь.
Одной рукой собрав со стола нужные документы, Ричард другой провел по лицу, будто что-то стирал: печаль, быть может, или слезы, или Джессику.
Он снова стал ездить на метро – на работу и обратно. Но газеты, чтобы читать их утром и вечером в дороге, покупать перестал. Вместо этого он изучал лица других пассажиров, лица всех типов и оттенков кожи, спрашивая себя, все ли они из Над-Лондона и что творится у них в голове.
Однажды, через несколько дней после разговора с Джессикой, в вечерний час пик ему почудилось, будто он увидел в дальнем конце вагона стоявшую к нему спиной Ламию. Ее волосы были уложены в высокую прическу, складки длинного черного платья касались пола. Сердце у него в груди гулко заухало. Он протолкался через переполненный вагон, но не успел он до нее добраться, как поезд въехал на станцию, остановился, и она сошла. Но это была не Ламия, а, как он с разочарованием понял, просто обычная лондонская готка, нарядившаяся к вечеру в клубе.
Однажды субботним вечером он увидел большого бурого крысюка, который сидел на крышке мусорного бака позади Ньютоновских многоквартирников и чистил усики с таким видом, будто ему принадлежит весь мир. Когда Ричард подошел, крысюк спрыгнул на тротуар, но остался в тени баков, сердито сверкая на него черными глазками.
Ричард присел на корточки.
– Привет, – мягко сказал он. – Мы знакомы?
