Ричард осторожно придвинулся ближе.
– М-м-м… Д'Верь, ты не могла бы кое-что сказать крысе за меня?
Крыса повернула к нему голову.
– Мисс Усики говорит, что, если тебе есть, что ей сказать, можешь сделать это сам, – объяснила д'Верь.
– Мисс Усики?
Д'Верь пожала плечами.
– Это буквальный перевод. На крысином выходит благозвучнее.
В этом Ричард не сомневался.
– М-м-м… здравствуйте… мисс Усики… Понимаете, была одна девушка из племени ваших крысословов, ее звали Анастезия. Она вела меня на Передвижную Ярмарку. Мы переходили мост в темноте, и ей просто не удалось добраться на другую сторону.
Крыса прервала его пронзительным «скуииии». Д'Верь заговорила – медленно и механически, как синхронный переводчик.
– Она говорит… что крысы не винят тебя за потерю. Твою провожатую… м-м-м… забрала ночь… как дань.
– Но…
Крыса снова пискнула.
– Иногда они возвращаются… – перевела д'Верь. – И мисс Усики отметила твою заботу… и благодарит тебя за нее.
Кивнув Ричарду, крыса моргнула глазками-бусинками, потом спрыгнула на пол и юркнула назад в темноту.
– Симпатичная крыса, – сказала д'Верь. Теперь, когда у нее был свиток, ее настроение как будто заметно улучшилось. – Вон туда, наверх. – Она указала на арку, наглухо закрытую стальной дверью.
Они подошли к двери. Ричард налег плечом на металл. Заперто на засов с другой стороны.
– Кажется, опечатано, – сказал Ричард. – Без специальных инструментов не обойтись.
Д'Верь внезапно улыбнулась, ее лукавое личико словно осветилось изнутри, на мгновение сделавшись прекрасным.
– Понимаешь, Ричард, моя семья… Мы – открывающие. Это наш Дар. Смотри…
Протянув грязную ладошку, она коснулась двери. Долгое мгновение ничего не происходило, потом с той стороны раздался громкий лязг, а с их стороны – глухой скрежет. Д'Верь толкнула дверь, и та отворилась с яростным скрипом ржавых петель. Подняв воротник кожаной крутки, д'Верь поглубже засунула руки в карманы. Охотник посветила фонариком в черный провал за дверью: каменные ступени уводили в темноту и неизвестность.
– Сможешь прикрыть нас сзади, Охотник? – попросила д'Верь. – Я пойду впереди. Ричард за мной.
Она поднялась на несколько ступенек, но Охотник осталась стоять на месте.
– Госпожа? – окликнула она. – Ты идешь в Над-Лондон?
– Вот именно, – отозвалась из темноты д'Верь. – Мы идем в Британский музей.
Охотник прикусила губу и покачала головой.
– Я должна остаться в Под-Лондоне. – Голос у нее дрогнул.
Ричард сообразил, что Охотник впервые выказала что-то, помимо неизменной уверенности в себе, умения все делать в совершенстве и временами веселья за его, Ричарда, счет.
– Ты же моя телохранительница, Охотник! – удивилась д'Верь.
Охотнику, казалось, было не по себе.
– Я твоя телохранительница в Под-Лондоне, но в Над-Лондон я пойти с тобой не могу.
– Но ты должна!
– Я не могу, госпожа. Я думала, ты понимаешь. Маркиз знает.
«Пока ты остаешься в Под-Лондоне, Охотник о тебе позаботится, – вспомнил Ричард. – Ну да, так он и сказал».
– Нет, – сказала д'Верь, вздернув острый подбородок и сощурив многоцветные глаза. – Не понимаю. В чем дело? – презрительно добавила она. – Какое-то проклятие или еще что?
Помешкав, Охотник облизнула губы и неохотно кивнула. Она словно признавалась, что страдает заболеванием, о котором не принято говорить в обществе.
– Послушай, Охотник, – услышал Ричард свой собственный голос, – не глупи.
На мгновение ему показалось, что она сейчас его ударит, что было бы скверно, или заплачет, что было бы намного-намного хуже. Но, сделав глубокий вдох, она размеренным тоном произнесла:
– Я буду рядом с тобой, пока ты остаешься в Под-Лондоне, и буду охранять тебя от любой напасти, какая может встретиться тебе на пути. Но не проси следовать за тобой в Над-Лондон. Этого я не могу.
Сложив руки на груди, она чуть расставила ноги, уперлась ими в землю и как бы напоказ всему Подмирью превратилась в статую женщины, которая никуда не идет, статую из латуни, из меди, из жженой карамели.
– Ладно, – бросила д'Верь. – Пойдем, Ричард. – И бегом стала подниматься по ступеням.
– Послушай, – начал Ричард, – почему бы нам не остаться внизу? Найдем маркиза и тогда все вместе пойдем наверх…
Д'Верь исчезла во тьме над ним. Охотник словно приросла к подножию лестницы.
– Я буду ждать здесь, пока она не вернется, – сказала ему Охотник. – Сам решай, идти тебе или нет.
Ричард бегом, насколько позволяла кромешная тьма, бросился вверх по ступенькам. Вскоре он увидел над собой свет фонарика д'Вери.
– Подожди, – выдохнул он. – Пожалуйста.
Она остановилась, давая ему себя нагнать. А потом, когда он поравнялся с ней и встал рядом на клаустрофобически маленькой площадке, подождала, пока он переведет дух.
– Ты не должна просто так убегать, – сказал Ричард.
Д'Верь промолчала, только и без того сжатые губы сжались чуть больше, а острый подбородок еще чуточку вздернулся.
– Она же твоя телохранительница! – не отступал Ричард.
Девушка молча стала подниматься на следующий пролет. Ричард поплелся следом.
– Мы все равно скоро вернемся, – снизошла до разговора д'Верь. – И тогда она снова сможет начать меня охранять.
Воздух был сырой, затхлый, давящий. Ричард спросил себя, как – не имея канарейки – определить, можно ли здесь дышать, и попытался утешить себя, что раз они не падают, то дышать тут можно.
– Полагаю, маркиз действительно знал, – задумчиво сказал он. – Про ее проклятие или что там еще.
– Да, – отозвалась д'Верь, – надо думать, знал.
– Он… – начал Ричард. – Маркиз… Понимаешь, честно говоря, на мой взгляд, он немного себе на уме, да и вообще плут.
Д'Верь остановилась, лестница перед ними уперлась в кирпичную стену грубой кладки.
– М-м-м… Он настолько же «немного себе на уме», насколько крысы «немного» покрыты шерсткой.
– Тогда почему ты обратилась к нему за помощью? Разве не было никого другого, к кому ты могла бы меня послать?
– Мы потом об этом поговорим. – Развернув данный эрлом свиток, она проглядела каракули, написанные архаическим почерком, потом снова его свернула. – Сами справимся, – решительно сказала она. – Тут все есть. Нам нужно просто попасть в Британский музей. Находим «Ангелус» и выбираемся. Проще простого. Раз плюнуть. Закрой глаза.
Ричард послушно закрыл.
– Проще простого, – повторил он. – Когда такое говорят в кино, это всегда означает, что вот-вот случится что-то ужасное.