Интересно, где они? На взгляд Ричарда, на канализацию никак не походило. Может, это туннель для телефонных проводов или даже для очень маленьких поездов? Или… для чего-нибудь еще. Оказывается, он не слишком-то много знает о том, что происходит под лондонскими улицами.

Он ступал осторожно, нервно, боясь зацепиться за что-нибудь ногой, споткнуться в темноте и вывихнуть или сломать коленку. Де Карабас беззаботно шагал впереди, по-видимому, совершенно безразличный к тому, идет с ним Ричард или отстал. От горевшего алым факела по стенам метались огромные тени.

Ричард перешел на бег, чтобы догнать маркиза.

– Посмотрим… – пробормотал де Карабас. – Мне нужно доставить ее на Ярмарку. Следующая… м-м… через два дня, если память мне не изменяет, а она мне неизменно не изменяет. До тех пор я сумею ее спрятать.

– На Ярмарку? – спросил Ричард.

– На Передвижную Ярмарку. Но тебе про это лучше не знать. Больше никаких вопросов.

Ричард огляделся по сторонам.

– Ну, я собирался спросить, где мы. Но полагаю, ты все равно мне не скажешь.

Маркиз снова усмехнулся.

– Учишься! – сказал он. – Ты и так уже слишком глубоко увяз.

– Святая правда… – вздохнул Ричард. – Невеста меня бросила, и, вероятно, придется покупать новый телефон…

– Темпль и Арч! Телефон – последняя из твоих проблем.

Де Карабас поставил химический факел на пол, прислонив его к стене, где он продолжал гореть и искриться, и начал взбираться по вмурованным в стену металлическим скобам. После минутной заминки Ричард последовал за ним. Скобы были холодными и ржавыми. Он чувствовал, как под его ладонями осыпается ржавчина, частички которой забивались ему в глаза и в рот. Алый свет снизу потрепыхался, замерцал и погас. Дальше они карабкались в кромешной тьме.

– Значит, мы возвращаемся к д'Вери?

– Со временем. Есть еще одна мелочь, которую мне нужно сначала организовать. Страховку. И когда выйдем на дневной свет, вниз не смотри.

– Почему? – спросил Ричард.

А потом дневной свет ударил ему в лицо, и он посмотрел вниз.

– Был ясный день («Как это может быть день?» – спросил у него в голове слабый разумный голосишко. Была же почти ночь, когда он свернул в проулок. А ведь прошло… сколько?.. около часа?), и он цеплялся за перекладину железной лестницы, которая шла вдоль стены очень высокого здания (но всего несколько секунд назад он карабкался по этой самой лестнице, и она шла внутри!), а под собой видел…

Лондон.

Крохотные машинки. Крохотные автобусы и такси. Крохотные домики. Деревья. Миниатюрные грузовички. Крохотные, совсем как букашки люди. Они то проступали яснее, то расплывались снова.

Чистой правдой было бы сказать, что Ричард не слишком хорошо переносил большую высоту, но это не давало полной картины. Это было бы все равно что сказать: планета Юпитер больше утки. В общем и целом верно, но можно было бы выразиться поточнее. Ричард ненавидел утесы, скалы и высотные здания: где-то внутри него гнездился страх – не просто страх, а абсолютный и бесконечный ужас, – что если он однажды подойдет к краю слишком близко, то что-то им завладеет, и он против воли шагнет в пустоту. Он как будто не мог доверять самому себе, и это пугало его много больше, чем просто падение. Поэтому он предпочитал называть этот ужас боязнью высоты, ненавидел себя и ее и старался держаться подальше от смотровых площадок и вышек.

Ричард застыл. Его руки цепко прилепились к перекладинам. Где-то за глазными яблоками расцветала боль. Он дышал слишком часто, слишком глубоко.

– Кто-то, – произнес у него над головой веселый голос, – меня не слушал, да?

– Я… – Но голосовые связки у Ричарда отказывались повиноваться. Он сглотнул, чтобы смочить горло. – Я не могу пошевелиться.

Ладони у него вспотели. Что, если они вспотеют настолько, что он просто соскользнет в пустоту…

– Конечно, можешь. А если нет, то останешься здесь: так и будешь висеть на стене, пока руки у тебя не замерзнут, ноги не подогнутся и ты не полетишь навстречу довольно грязной смерти, которая ждет тебя в тысяче футов внизу.

Ричард посмотрел вверх на маркиза. А тот, улыбаясь, смотрел вниз на Ричарда. Поймав его взгляд, де Карабас снял обе руки с перекладин и помахал ему пальцами.

Ричарда пробрала дрожь.

– Вот сволочь, – пробормотал он и, отлепив правую руку от перекладины, перенес ее на восемь дюймов, пошарил, пока не нашел следующую. Потом переставил на одну перекладину вверх правую ногу.

Повторил весь маневр левой рукой и ногой.

Некоторое время спустя он оказался на краю плоской крыши: переступил на нее и просто рухнул в изнеможении.

Он сознавал, что маркиз неспешно уходит куда-то прочь. Закрыв лицо руками, Ричард глубоко вздохнул, пошарив ладонью и нащупав под собой прочную твердую поверхность. Сердце у него в груди тяжело ухало.

– Тебя сюда не звали, де Карабас, – крикнул в отдалении грубоватый голос. – Уходи. Вали!

– Старый Бейли! – услышал Ричард голос де Карабаса. – Просто поразительно, насколько цветущий у тебя вид.

Ричард услышал, как к нему зашаркали чьи-то шаги, потом чей-то палец небольно ткнул его в ребра.

– Ты в порядке, сынок? У меня супчик варится. Хочешь немного? Из грачей, знаешь ли.

– Нет, спасибо, – сказал Ричард, открывая глаза. Первыми он увидел перья. Он не разобрал в точности, что перед ним: плащ, или накидка, или еще какая-то не имеющая названия верхняя одежда, но она была плотно и сверху донизу покрыта перьями. Над перьями подслеповато щурилось лицо – морщинистое, доброе, с седыми бачками. Круглое тело – в тех местах, где его не покрывали перья, – было обмотано веревками. Ричарду вспомнилась постановка «Робинзона Крузо», на которую его водили в детстве: теперь перед ним стоял Робинзон Крузо собственной персоной, только вот занесенный кораблекрушением не