Хенкина“, — сказал мне однажды Розанов.

Мысль мне понравилась. А тут еще и сам Хенкин уехал на гастроли. Так что бог и обстоятельства вывели меня на сцену с эстрадным номером под названием „Впечатления одессита, слушавшего Хенкина“. Публика хохотала до слез. Хохотал и сам Хенкин, когда посмотрел номер по возвращении. И тут же предложил мне сыграть с ним пьеску „Американская дуэль“».

В театре Розанова было еще немало ярких актеров, среди них Павел Николаевич Поль. Он, как отмечал Утёсов в воспоминаниях, не обладал артистической внешностью и больше был похож на бухгалтера или юрисконсульта. Павел Поль был замечен и отмечен не только в Одессе — в середине 1920-х годов, оказавшись в Москве, он вместе с Давидом Гутманом стал одним из организаторов Московского театра сатиры и ведущих его актеров. Ему хорошо удавались роли чиновников, мелких предпринимателей, но более всего — слабовольных мужей, находящихся под каблуком своих жен. Природный, а не приобретенный юмор в сочетании с необыкновенно мягким и изящным артистизмом сделали его заметным лицом в истории российской эстрады. В 1913 году, когда Утёсов пришел в театр Розанова, Поль играл в одноактной пьесе «У домашнего очага»: «Крикливые семейные ссоры, истерики, обмороки, компрессы и трогательное непрочное примирение — во всех этих сценах Поль был изящен, достоверен и убийственно сатиричен».

С 1916 года Хенкин работал в одесском Театре оперетты, а чуть позже — в знаменитом театре «Кривой Джимми», руководителем которого был Константин Марджанов. В годы Гражданской войны, когда Утёсов вдохновлял своим искусством бойцов Красной армии под Одессой, Хенкин руководил театром Политотдела Кавказского фронта.

В середине двадцатых годов Хенкин, как и Поль, оказался в Театре сатиры в Москве. Здесь Владимир Яковлевич сыграл немало ролей, замеченных зрителями и театроведами. О его талантливой игре на сцене писали Михоэлс (маска Хенкина, по мнению Соломона Михайловича, была уже сама собой произведением искусства) и Образцов («беседы Хенкина со зрителями органически, естественно входили в ткань его рассказа»)… С Утёсовым Хенкина связывала не только творческая дружба, но и совпадение литературных вкусов и предпочтений. Оба они со сцены читали произведения Шолом-Алейхема, Аверченко, Тэффи, Бабеля, Зощенко. Заметим, что и сам Хенкин был талантливым писателем-юмористом. Его сатирические миниатюры публиковались во многих журналах, даже в «Сатириконе». Неудивительно, что в каких бы театрах ни работал Хенкин, зрители ходили специально на него.

В 1928 году Владимир Яковлевич в «Некрологе о самом себе» сообщил о своем уходе с эстрады — он перешел, правда ненадолго, в Театр оперетты, а с 1934 года до конца жизни служил в Московском театре сатиры, вскоре став ведущим актером этого прославленного коллектива. И, как нередко бывает, сыграв десятки ролей на сцене, не воплотил извечную свою мечту — так и не сыграл роль Аркадия Счастливцева в пьесе Островского «Лес». Правда, однажды он приблизился к этой мечте: репетировал эту роль вместе с самим Василием Ивановичем Качаловым.

Утёсов однажды признался Сергею Образцову, что и он мечтал сыграть Счастливцева. Хотел это сделать еще в пору постановки своего знаменитого вечера «От трагедии до трапеции». Но мысль о том, что он «перебьет» Хенкина, не позволила ему включить роль Счастливцева в это представление. Для Утёсова Хенкин всегда оставался не только старшим другом, но и Учителем с большой буквы. «Он не просто осмеивал пошлость, зазнайство, склочничество, стяжательство — он обличал человеческие пороки, — пишет Утёсов. — Его смех никогда не был добродушным, он всегда был со злинкой. А себя артист характерным защитным жестом как бы отгораживал от своих персонажей, и слушавшие его вместе с ним презирали этих людей. Этот небольшой энергичный человек был на эстраде словно заряжен высоким напряжением и всех безоговорочно вел за собой».

А вот как описывает выступления Хенкина Юрий Владимирович Дмитриев: «Хенкин буквально как бомба вылетал из-за кулис, его герою не терпелось поделиться со зрителями тем, чему он был свидетель, чем он переполнен. Артист иногда сам писал и даже печатал свои рассказы. В них говорилось, как правило, о событиях, происходящих в городе. Рассказчик Хенкин был изумительный; может быть, больше такого мастера эстрада не знала. Когда он появлялся, сразу становилось ясным: он полон впечатлениями, и хотелось узнать, что же он принес с собой. А актер обращался в зрительный зал, и каждому казалось, что он разговаривает именно с ним. Успех Хенкин имел грандиозный».

Хенкин и Утёсов продолжали выступать вместе и позже — в ленинградском Свободном театре и в Московском мюзик-холле. Прежде всего Учитель научил ученика главному: «Когда обращаешься к зрительному залу, пусть каждый, кто есть в нем, думает, что ты обращаешься только к нему». Утёсову это удалось.

В Одесском театре миниатюр он познакомился не только с Хенкиным, но и с другим замечательным артистом эстрады — Алексеем Григорьевичем Алексеевым (настоящая фамилия Лившиц). Уроженец Санкт- Петербурга, выпускник юридического факультета Киевского университета, он еще студентом часто приезжал в Одессу и искренне влюбился в этот город. Алексеев от природы был талантливым режиссером, актером, но прежде всего — конферансье. Вскоре он устроился работать в Одесский театр миниатюр, где вокруг него сгруппировались лучшие комедийные актеры — Хенкин, Курихин, Баскакова.

В советское время судьба еще не раз сводила Утёсова с Алексеевым, который участвовал в режиссуре многих музыкальных спектаклей, поставленных в утёсовском коллективе.

На вечере, посвященном 90-летию со дня рождения Алексея Алексеева, который состоялся в ЦЦРИ в 1977 году, Утёсова не было. Кто-то из зала спросил Алексея Григорьевича:

— А почему вы ничего не говорите о вашем родном городе?

— Я не знаю, какой город считать родным. Мне довелось жить и гастролировать в очень многих городах.

— Я спрашиваю об Одессе, Алексей Григорьевич.

— Одесситом меня «назначил» Утёсов. Я когда-то учился в Одесском университете, но, разумеется, не закончил его. Но в Одессе начались мои артистические дела. Там я впервые выступал как конферансье в театре «Бибабо». Это было так давно, что Утёсов не был тогда даже циркачом. Я позволил себе так сказать, потому что не вижу в зале Леонида Осиповича. К сожалению, он не сумел прийти сегодня. А еще больше сожалею о том, что нет на этом юбилее Владимира Яковлевича Хенкина. Вот с ним мы в Одессе на одной сцене выступали не раз. И почему-то для меня Хенкин во многом ассоциируется с Утёсовым.

Этими словами закончим главку о Хенкине и Утёсове.

Такими словами Утёсов озаглавил свои воспоминания о Бабеле и был безусловно прав. Не вызывает сомнения, что в детстве да и в отрочестве они бегали по одним и тем же улицам и переулкам Молдаванки и ее окрестностей, но знакомы не были. Да и в школах они учились очень разных: Ледю Вайсбейна отец определил в училище Файга, а Исаак Бабель поступил в престижное коммерческое училище имени императора Николая I. Уже это имя говорит и о почтенном возрасте этого учебного заведения, и о его значимости, поэтому поступление в него Бабелю далось нелегко.

Лучше всех он рассказал об этом сам в «Истории моей голубятни»: «Мне было всего девять лет, и я боялся экзаменов. По обоим предметам — по русскому и по арифметике — мне нельзя было получить меньше пяти. Из сорока мальчиков только два еврея могли поступить в приготовительный класс. Учителя спрашивали этих мальчиков хитро; никого не спрашивали так замысловато, как нас. Поэтому отец, обещая купить голубей, требовал двух пятерок с крестами. Он совсем истерзал меня, я впал в нескончаемый сон наяву, в длинный детский сон отчаяния, и пошел на экзамен в этом сне и все же выдержал лучше других». Пожалуй, наивысшую оценку юный Бабель услышал от экзаменатора Пятницкого: «Какая нация, жидки ваши, в них дьявол сидит…» Восхищенный ответом Бабеля, старик Пятницкий попросил детей, будущих однокашников Исаака, не трогать этого мальчика, а ему сказал: «Дружок мой, ты принят в первый класс!»

Бабель и Утёсов встретились вовсе не в Одессе, хотя и «родились по соседству» — познакомились они лишь в 1924 году в Ленинграде. Мы уже вспоминали историю Зиновия Паперного, согласно которой