волнения:

– Но почему, почему вы так упрямы и безжалостны?! Я ваша дочь. Ради Бога, не отталкивайте меня, не бросайте одну! Живите хотя бы для своего внука, если я вам безразлична… Ради чего вы хотите умереть – ради химеры, дела, давно проигранного?

– Ради Марии Антуанетты, которая томится в тюрьме и подвергается издевательствам со стороны взбесившихся палачей; ради Франции, чьи традиции и культура втаптываются в грязь; ради нашего сословия, которое имеет понятие о чести и благородстве, наконец, ради вас самой и ваших детей.

Чуть помолчав, он закончил более тихо и спокойно:

– Вы мне не безразличны. Я люблю вас. И именно поэтому я должен бороться до конца.

– Вы уверены, что поступаете правильно?

– Исполнять свой долг – это всегда правильно, Сюзанна. Давайте хорошо осознаем то, что каждый из нас должен сделать, и смиримся с этим.

– Вы осознали то, что должны погибнуть. А я?

Слезы дрожали на ресницах, я насилу сдерживала рыдания, подступавшие к горлу.

– Да что же я должна осознать?

Не пытаясь меня утешить и зная, что это вряд ли возможно, отец мягко взял меня за руку.

– Дорогая моя, вы – единственная опора для вашего ребенка, а он – единственный наследник де Тальмонов. Ваша задача – любить его и воспитать как настоящего аристократа, так, чтобы мне не было за него стыдно.

– О! – только и смогла прошептать я сквозь слезы.

В моей голове не укладывалось, как можно в такую минуту думать о каких-то наследниках и родах. Это безумие! Я могла жить только нынешней, реальной минутой…

– Я. люблю Жанно больше жизни, вы знаете, отец. Не стоит даже говорить об этом…

– Стало быть, мы оба достойно выполним свою задачу.

Он с трудом поднялся, давая понять, что на разговор со мной у него больше нет времени, и подошел к Жанно.

– Жан, мне угодно поговорить с вами.

Спазмы не давали мне говорить, и я лишь молча, созерцала и слушала весь этот разговор. Жанно встал, обеспокоенно поглядывая то на меня, то на принца.

– Мы с мамой должны будем уйти, да, сударь?

– Да. Хорошо, что вы это поняли, Жан. Вам только шесть лет, но мне кажется, вы запомните то, что я скажу вам.

– Да, сударь, – с готовностью произнес Жанно, слушая все это не по-детски серьезно.

– Жан, знаете ли вы о том, что вы – принц?

– Да. Мама всегда говорит мне об этом.

– Слушайтесь ее, Жан. Ваша мать – настоящая аристократка, она подаст вам хороший пример. И все же она женщина, а женщинам обычно прощается многое из того, за что мужчина навек был бы покрыт позором. На вас, когда вы вырастете, будет лежать куда большая ответственность, чем на вашей матери. Женщинам позволяются слабости, мужчинам – никогда, а принцам в особенности. Знаете ли вы, что такое быть принцем?

– Ну, это воевать… воевать за короля. Как вы, сударь.

– Правильно. Помните, что сам титул принца еще не добавляет вам достоинства. Вы не заслужили его, а получили по наследству. И свою истинную ценность этот титул приобретет лишь тогда, когда вы его оправдаете и докажете свое право на него. Доказательством могут быть ваша смелость и мужество, Жан. Для вас должен быть только один государь – король и только один закон – аристократическая честь. Длинная вереница предков будет следить за вами… Я уверен, что вы оправдаете их ожидания.

– Я стану солдатом, сударь, – сказал Жанно.

– Хорошо. Вы поняли мои слова верно. Значит, мне больше нечего сказать вам.

Он расстегнул рубашку на груди, снял крест на золотой цепочке и повесил его на шею Жанно.

– Эта реликвия – ваша по праву, Жан. Я полагал, что она уйдет в могилу вместе со мной, ибо не мог передать ее вашей матери. Знаете, у женщин бывают разные платья, и Сюзанна не стала бы носить ее постоянно. А вы, я полагаю, станете.

– Отец, отец, зачем вы это делаете? Вы еще живы, этот крест пока принадлежит вам! – воскликнула я сквозь слезы.

– Потрудитесь проследить, чтобы он никогда не снимал его, – отвечал отец, сурово глядя на меня. – Эту реликвию носили все мужчины нашего рода, начиная с Жоржа де ла Тремуйля.

Он поцеловал Жанно в лоб, сдержанно, почти сухо обнял меня. О, я знала, что у отца, как и у меня, внутри все кипит от отчаяния. Но он не хотел, чтобы Жанно это видел.

– Моя дорогая, мы вряд ли еще увидимся, – тихо произнес отец. – Патронов у нас мало, а когда закончится порох, начнется рукопашная, поэтому у нас нет шансов выйти отсюда победителями. Таким образом, я стою на пороге смерти. Простите мне, если я когда-либо причинил вам зло.

– О Боже! – вскричала я, чувствуя, как истерические рыдания подступают к горлу.

– Ну, ступайте. Вам нужно торопиться, а я уже сказал все, что хотел.