Я не сразу поняла смысл услышанного. Но мало-помалу я осознавала эти слова, и искра заинтересованности вспыхнула у меня в глазах. Я взглянула на Фруадюра внимательнее и настороженнее. Надо было быть начеку. Может быть, это лопушка?
– Вы меня отпустите? – произнесла я медленно.
– Сию же минуту. Возьмите бумагу!
Я взяла бумагу, которую он мне протягивал. Меня охватило некоторое замешательство. Как понять то, что происходит?
– Ступайте! Вы свободны.
Я взглянула на бумагу, которую только что получила, – это было временное свидетельство о благонадежности, выписанное на двадцать дней и заверенное нужными подписями. Вероятно, Фруадюр имеет у себя уже подписанные пустые бланки.
– Я свободна?
– Совершенно.
– Но… как же это понять?
Он почесал пером у себя за ухом и усмехнулся.
– Я убедился, гражданка, что за вами нет никакой вины. Ведь происхождение не может вменяться в преступление, не так ли?
Все это было так, но… Я еще раз настороженно взглянула на следователя. Неужели он такой честный и порядочный? Нет, что-то тут не так.
– Если вы считаете, что я невиновна, то так же невиновны и мои спутницы, арестованные только за то, что были рядом со мной.
– О, – произнес Фруадюр, – возможно, это и так, но чтобы убедиться в этом, я должен сначала допросить их.
– Когда же вы это сделаете? – осведомилась я.
– Может быть, завтра, а может быть, через неделю. У меня полно работы, – произнес следователь, меняясь в лице.
– Но в Шантийи со мной была посажена маленькая девочка, ей всего одиннадцать лет! Умоляю вас, отпустите ее со мной.
– Я очень занят, – сухо прервал он меня, и тон у него был ледяной.
Я задумалась. Несомненно, что-то тут не так. Тут кроется какой-то подвох, интрига. Меня просто хотят выпихнуть на улицу! Но зачем? Этого я не понимала.
– Сударь, – сказала я медленно, – в таком случае, я прошу вас оставить меня в Шантийи до тех пор, пока вы не решите отпустить нас троих.
– Это невозможно.
– Но я не уйду без них! – вскричала я гневно.
– Если вы не уйдете, вас призовут к порядку и выведут.
– Силой?!
– Да, силой.
Он говорил решительно, но я почувствовала, что он чего-то боится. Возможно, того, что я устрою скандал? Безусловно, отпуская меня, он совершал преступление перед Республикой. Но как же, черт возьми, все это понять?
Нахмурив брови, я лихорадочно размышляла. Фруадюр наверняка не согласится вернуть меня в камеру, раз уж он так настаивает на моем освобождении. Вероятно, я снова оказываюсь в поле действия какого-то заговора. Но что же мне остается, кроме как плыть по течению? Я должна подчиняться. Возможно, на свободе положение прояснится и я смогу помочь Авроре и Изабелле.
– Умоляю вас, – проговорила я, – обещайте мне хотя бы перевести их в другое место.
– Что вы имеете в виду?
– Не оставляйте их в том ужасном подвале!
Фруадюр криво улыбнулся.
– Хорошо. Я поговорю с начальником тюрьмы, обещаю вам.
Я взяла бумагу и быстро пошла к выходу.
Итак, то, что я считала несбыточным чудом, сбылось: я оказалась на свободе. Выйдя за пределы Шантийи, я жадно вдохнула холодный январский воздух, наслаждаясь каждой клеточкой тела тем, что живу и могу дышать. Видит Бог, иногда возможность делать это приобретает необыкновенную ценность.
Правда, свобода эта была половинчатой. Изабелла и Аврора оставались в тюрьме. Фруадюр обещал их выпустить, но это его обещание показалось мне пустой фразой. Без сомнения, следователь на кого-то работает. Не может быть, чтобы он выпустил меня по собственному желанию, да еще и снабдил таким документом…
В тусклом свете фонаря я еще раз рассмотрела свидетельство. Впервые такая бумага была у меня в руках – бумага, дающая спокойствие, уверенность, защиту от ареста. Теперь мне наплевать даже на патрули. Они не посмеют задержать меня, увидев этот документ. Но, честно говоря, я ненавидела эту бумажку уже за то, что нуждалась в ней, за то, что лишь при ее наличии я имею право считаться человеком.